Андрей Воронцов - Шолохов

— В разговорах Корнилова с генералом Аукомским, в его приказах Духонину и другим он изображен как враг весьма ожесточенный, готовый пролить народную кровь. Но субъективно он был генералом храбрым, отличившимся на австрийском фронте. В бою он был ранен, захвачен в плен, затем бежал из плена в Россию. Субъективно как член своей касты он был честен…

— Кто это — честен? — насмешливо спросил Сталин. — Раз человек шел против народа, значит, он не мог быть честен!

— Субъективно честен, с позиций своего класса. Ведь он бежал из плена, значит, любил Родину, руководствовался кодексом офицерской чести… Самым убедительным доказательством того, что он враг — душитель революции, являются приводимые в романе его приказы и распоряжения генералу Крымову залить кровью Петроград и повесить всех депутатов Петроградского Совета!

Сталин махнул рукой:

— Некоторых можно было! Троцкого, например, председателя этого Совета.

Он зашагал по комнате, дошел до журнального столика в углу, повернулся.

— Откуда вы взяли материалы о перегибах Донбюро РКП(б) и Реввоенсовета Южного фронта по отношению к казаку-середняку?

— В романе все строго документировано, — заявил Михаил. — А в архивах документов предостаточно, но историки их обходят и зачастую гражданскую войну на Дону показывают не с классовых позиций, а как борьбу сословную — всех казаков против всех иногородних. Эти историки скрывают произвол троцкистов на Дону и рассматривают донское казачество как русскую Вандею. Между тем на Дону дело было посложнее… Вандейцы, как известно, не братались с войсками Конвента Французской буржуазной республики… А донские казаки — в ответ на воззвание Донского Реввоенсовета республики — открыли свой фронт и побратались с Красной армией. И тогда троцкисты, вопреки всем указаниям Ленина о союзе с середняком, обрушили массовые репрессии против казаков, открывших фронт. Казаки, люди военные, поднялись против вероломства Троцкого, а затем скатились в лагерь контрреволюции… В этом суть трагедии народа!

Сталин присел к столу, не торопясь набил трубку, держа ее в левой, похоже, не разгибающейся до конца руке, закурил.

— А вот некоторым кажется, — сказал он, окутавшись клубами дыма, — что третий том «Тихого Дона» доставит много удовольствия белогвардейской эмиграции… Что вы об этом скажете? — Сталин как-то уж очень внимательно посмотрел на Михаила, а потом столь же внимательно на Горького, который сидел с отсутствующим видом, курил свои египетские сигареты и жег над пепельницей спички. Он их вытаскивал из коробки одну за другой и жег — и пепельница была уже полна обугленными червячками. Михаил проводил взгляд Сталина и все понял.

— Хорошее для белых удовольствие! — воскликнул он. — Я показываю в романе полный разгром белогвардейщины на Дону и Кубани!

Сталин помолчал, потом сказал:

— Да, согласен! — И, обращаясь к Горькому, добавил: — Изображение событий в третьей книге «Тихого Дона» работает на нас, на революцию!

Горький закивал:

— Да, да.

Это были его первые слова, произнесенные за все время пребывания Сталина в комнате. Сталин поднялся и твердо сказал:

— Третью книгу «Тихого Дона» печатать будем!

VI

Шолохов был недалек от истины, сказав Сталину о том, что тайные сторонники Троцкого используют коллективизацию для того, чтобы нанести непоправимый удар по деревне и крестьянству. На четвертый год великого перелома колхозы на Дону худо-бедно начали работать. Жизнь стала потихоньку налаживаться. Стараниями Михаила в Вешенской появился телефон. В станичные курени было проведено радио. При редакции районной газеты «Большевистский Дон» Михаил вместе с сыном Серафимовича Поповым создали литературное объединение, где Шолохов рассказывал юным писателям о творчестве Льва Толстого, Чехова, Маяковского (к тому времени уже покончившего с собой). После утомительных хлопот в Наркомпросе и ЦК Михаил добился разрешения на открытие в Вешенской педагогического училища. Началось строительство здания под него. Теперь Михаил мечтал о водопроводе и казачьем театре. Но если для первого требовались большие деньги и «добро» Орджоникидзе, то для второго ни много ни мало — политическое решение о реабилитации казачества. Тогда такое казалось почти невозможным, но Шолохову пришла мысль действовать на Сталина в этом вопросе через Ворошилова и Буденного. Кавалерийские части РККА не могли похвастаться хорошей выучкой, а возрождение казачества как социальной и учебной базы советских конных частей могло поправить дело.

В 1932 году Михаил из кандидатов стал членом ВКП(б). Его избрали в бюро райкома. С партийными и советскими руководителями района — Луговым, Логачевым, Лимаревым, Красюковым — он наладил хорошие отношения, имел на них большое влияние. Михаил сумел их убедить, что не всякий казак, когда-то воевавший за белых, — враг. Все шло к тому, чтобы район смог зажить достойной жизнью. В мае 1932 года, в разгар сева, ЦК и Совнарком специальным совместным постановлением снизили план хлебозаготовок по Северо-Кавказскому краю на 24 миллиона пудов.

Но лучше бы не было этой милости! Она сыграла с колхозниками дурную шутку. Уже в июле первый секретарь Северо-Кавказского крайкома партии Шеболдаев обвинил руководство Вешенского района в «злостном преуменьшении урожайности», а хлебофуражный баланс назвал «кулацким». Вешенцам накинули новое плановое задание — в два раза больше прежнего. При этом колхознику на трудодень не выходило и по два килограмма хлеба!

В августе три недели шли дожди. Они погубили десятки тысяч центнеров хлеба. В один из таких дней Михаил ехал верхом через поля Чукаринского колхоза. Дождь прошел утром. Грело солнце. Копны, испятнавшие всю степь, надо было раскидывать и сушить, но бригады все были не в поле, а на станах. Михаил подъехал к одному. Человек пятьдесят мужчин и женщин лежали под арбами, спали, вполголоса пели. Некоторые бабы, распустив и свесив до земли волосы, искали и щелкали ногтями насекомых-паразитов. Словом, праздник. Но Михаил уже видел сквозь этот «праздник» страшную, голодную зиму. Обозленный, он закричал, как бригадир:

— Почему не растрясаете копны? Вы что, приехали в поле искаться да под арбами лежать?

При сочувственном молчании остальных одна из бабенок ему объявила:

— План в нонешнем году дюже чижолый. Через то мы с ленцой и работаем, не спешим копны сушить… Нехай пашеничка дюже подопреет. Прелая-то она за границу не нужна, а мы и такую поедим!

Михаил в сердцах плюнул и уехал.

К середине ноября план хлебозаготовок был выполнен всего на 82 процента. Хлеба сдали на восемь тысяч тонн больше, чем по первоначальному плану, но требовалось еще 23 тысячи… В декабре в Вешенскую приехал уполномоченный крайкома Овчинников. Поняв, что он грубо просчитался, заверив начальство, что пересмотренный план заготовок для вешенцев — реальный, Овчинников, выразительно похлопывая по кобуре нагана, дал районному руководству такую установку: «Хлеб надо взять любой ценой! Будем давить так, что кровь брызнет! Дров наломать, но хлеб взять!»