Герберт Уэллс. Жизнь и идеи великого фантаста - Юлий Иосифович Кагарлицкий

сразу после встречи с Уэллсом, услышал от него: „Какой мещанин, какой филистер! «» Это очень похоже на правду. Эту своеобразную «несовместимость» Уэллса с революционной Россией чувствовали не только те, кто считал революцию своим делом. Та же Клер Шеридан была удивлена тоном, каким Уэллс говорил с нею об условиях жизни в Петрограде. Он непрерывно по этому поводу шутил. «Легко смеяться над чужой бедой», – заметила она по этому поводу. И еще ее неприятно поразило, что Уэллс столько говорил о мелких неудобствах, выпавших на его долю. Он мечтал поскорее вернуться домой. Судьба Клер Шеридан сложилась несчастливо. Она опубликовала книгу своих воспоминаний («Дневники миссис Шеридан») – книгу, по словам Уэллса, «занимательную и искреннюю» – и в результате оказалась исключенной из «общества». «Моя жизнь была перевернута, друзья потеряны, родственники стали чужими – и все лишь потому, что я верила в Россию», – писала она в своей следующей книге «Голая правда». Лондон, говорила она в той же книге, «за одну неделю больше сделал меня большевичкой, чем когда-либо могла сделать Москва». Ее дела и дальше не задались.

Она уехала в Америку, и ее лекции о Советской России сначала слушали с интересом, но потом началась травля. Чарли Чаплину она при встрече сказала, что, несмотря ни на что, по-прежнему увлечена «своими милыми большевиками…» С Уэллсом ничего подобного случиться не могло. И потому, что он тверже стоял на ногах. И потому, что он принадлежал к другому кругу. И потому, наконец, что период его наибольшего политического радикализма ушел уже в прошлое. В той мере, в какой писатели поддаются политической классификации, Уэллс был в ту пору типичнейшим правым социал-демократом. Правда, из самых порядочных.

В это же время и позже

В середине сентября 1913 года Уэллс прочитал в еженедельнике «Фри вумен» («Свободная женщина») разгромную рецензию на свой роман «Женитьба» и, вопреки своему обычаю, нисколько на нее не обиделся. Даже отчасти обрадовался. Рецензия была подписана псевдонимом «Ребекка Уэст», а статьи под этой фамилией он не раз уже встречал, и они очень нравились ему остротой и смелостью мысли. Журнал был феминистский, но Ребекка Уэст относилась к суфражисткам примерно так же, как и он. Она понимала, что эмансипация женщин отнюдь не сводится к предоставлению им избирательных прав. Да и сам по себе ее псевдоним не мог ему не понравиться – так ведь звали самую, наверно, человечески привлекательную из «женщин с прошлым», изображенных в литературе и драматургии, – героиню ибсеновского «Росмерсхольма».

Иллюстрация к «Войне миров»

Теперь, когда сошедшая с подмостков Ребекка Уэст принялась за него, появился повод с ней познакомиться. Уэллс написал ей и пригласил ее в гости. В назначенный день и час, 27 сентября 1913 года, перед Уэллсом и Джейн предстала именовавшая себя Ребеккой Уэст Сесили Фэрфилд, сразу и во всем их поразившая. Как выяснилось, ей было всего двадцать лет, но она казалась сразу и очень юной, и совершенно взрослой. Хороша собой она была необычайно, умна, открыта, весела, остроумна, не по возрасту начитанна и, судя по тому, как легко и точно сразу начинала цитировать из любой упомянутой книги, обладала отличной памятью.

Про себя она все выложила без утайки. Ее отец, сын гвардейского майора и сам офицер, рано подал в отставку и занялся журналистикой. Должно быть, он верил, что это избавит его от пагубной страсти к игре, но перемена профессии не помогла, и, уйдя из разоренной им семьи, он умер в ливерпульской богадельне. Его младшая дочь Сесили всю свою последующую жизнь не могла надивиться странному сочетанию его качеств. Этот беспардонный гуляка был вместе с тем человеком во всех серьезных вопросах на редкость принципиальным. Троих детей выводила в люди мать, учительница музыки. В Ребекке было что-то южное, и она объяснила Уэллсам, что причиной этому – происхождение матери. По ее словам, она была из Вест-Индии. Однако латиноамериканские предки матери остались, очевидно, где-то в далеком прошлом, потому что она принадлежала к аристократической шотландской семье, заметно к этому времени обедневшей, если не сказать обнищавшей. И к тому же не обладавшей хорошей наследственностью. Ребекка в детстве болела туберкулезом (что, впрочем, не помешало ей дожить до девяноста с лишним лет), мать страдала тяжелой формой ревматизма и сделалась так раздражительна, что девочки только и мечтали поскорее начать самостоятельную жизнь. Сесили хотела стать актрисой, играла в любительских спектаклях, и в роли Ребекки Уэст ее заметила преподавательница Королевской академии театрального искусства Розина Филиппи. Она и помогла ей год спустя поступить в это знаменитое учебное заведение. К несчастью, она в том же году, разругавшись с директором, ушла с работы.

Кеннет Барнс, директор, решил сорвать злобу на студентке, приведенной мисс Филиппи, и исключил ее. Официальным предлогом было «отсутствие индивидуальности». Занятно, что потом тот же Кеннет Барнс под тем же предлогом исключил из академии Карлотту Монтерой, будущую жену Юджина О’Нила – женщину, поражавшую всех, подобно Ребекке Уэст, именно своей большой оригинальностью. Некоторое время Сесили безрезультатно пыталась проникнуть в какой-нибудь лондонский театр, но скоро ее судьба определилась сама собой. Она послала статью в «Фри вумен», ее сразу же там напечатали, а молоденькую авторшу так приветили, что она с их легкой руки сделалась профессиональной журналисткой, а потом – уже после встречи с Уэллсом – и очень известной писательницей. Позже она получила звание «дамы», соответствующее рыцарскому достоинству. С Ребеккой Уэст у Уэллса скоро начался роман – из главнейших в его жизни. Однажды, перебирая вместе книги на полках его библиотеки, они вдруг поцеловались, и Ребекка тут же сказала ему, что видит в этом поцелуе обещание на будущее. Ей было двадцать лет, ему – сорок шесть, но ее это нисколько не смущало, напротив. Сверстников своих она презирала, была твердо уверена, что ей предстоит стать знаменитой писательницей, и о том, чтобы сблизиться с человеком меньшего масштаба, чем Герберт Уэллс, просто не могла и подумать. Что, впрочем, не мешало ей сохранять по отношению к нему независимость и критичность. Она не требовала от него никакой поддержки в литературных делах, а его замечания выслушивала внимательно, с пользой для себя, но ни на минуту не забывая, что они – писатели разного рода.

Некоторые его проявления казались ей дикими, неинтеллигентными. Она и на старости лет рассказывала, каким комическим самоуважением он проникался, ощутив себя в очередной раз значительной общественной фигурой. После встречи с Лениным, вспоминала она, он ходил, раздувшись от важности, а когда во время очередной своей поездки в Америку убедился, что при всяком его появлении перед слушателями весь зал дружно встает, сделался просто невыносим. Однажды, когда они поехали в Гибралтар и у него случился сильный насморк, он заявил хозяину гостиницы (местный врач был в отпуске), что тот должен связаться с командующим британским флотом, базирующимся в Гибралтаре, и сказать ему: «Уэллс заболел. Немедленно вышлите врача». Ребекка чуть не сгорела тогда от стыда. И при этом она горячо его любила. У нее не раз возникало желание бросить его, но она ничего не могла с собой поделать. Она чувствовала себя униженной, замечая, как он, при том, что об их связи знает весь свет, прячется от людей, не хочет водить ее в театр и предпочитает бегать с ней по захолустным киношкам. Он словно забыл о разнице в их возрасте и устраивал скандалы, когда она вдруг решала сходить на танцы. И чем более укреплялась ее собственная литературная репутация, тем более двусмысленной становилась ее роль любовницы Уэллса. Когда она совершила поездку в Америку, она однажды услышала такой разговор: «Почему она так скромно одета? Ведь Уэллс со своими миллионами, все знают, увешал ее бриллиантами!» А ставший уже знаменитым писателем Скотт Фицджеральд устроил над ней издевательство, казавшееся, по понятиям американской богемы, невинным розыгрышем: он пригласил ее в гости, а сам уехал в другую компанию, где все очень веселились, воображая, как эта «Уэллсова Ребекка» подъехала к дому, а дверь заперта! В августе 1914 года Ребекка родила Уэллсу сына Энтони, и начались новые трудности. Устроиться по-семейному