Иеромонарх революции Феликс Дзержинский - Алексей Александрович Бархатов

поехать на пару недель в Крым на дачу «Чаир» рядом с Ялтой. Хотя он и там продолжал работать – проводил региональные совещания транспортников и чекистов, безжалостно расследовал обнаруженные злоупотребления с их стороны, анализируя просчёты, изучал общую ситуацию, готовил новые инструкции. А после отъезда Дзержинского, продолжавшего исполнять и обязанности председателя Детской комиссии, в здании дворца была организована школа-колония для бывших беспризорников, в которой, кроме всего прочего, обучали электротехнике.

Постоянная занятость иными важными делами, частые длительные отъезды Феликса, недостаточный, по сравнению с Дзержинским, авторитет Уншлихта и Менжинского позволили некоторым людям вновь засомневаться в необходимости сохранения функций и полномочий ВЧК, поставить даже вопрос о смене названия, объединении с НКВД, контроле со стороны Наркомюста.

Заинтересованных в подобной реорганизации было немало. Среди наиболее влиятельных – Троцкий, ратующий за перевод внутренних войск в состав Красной армии, Каменев, давно стремившийся подчинить столичных чекистов московскому комитету партии, ну и тот же жаждущий реванша Курский. К тому же во время отпуска Дзержинского произошел целый ряд инцидентов с арестом иностранцев, что заставило энергично присоединиться к критикам ВЧК наркома иностранных дел Чичерина. На заседании Политбюро было принято решение наказать виновных чекистов и дать строжайшую инструкцию Уншлихту проводить еженедельные совещания с представителями НКИД и РВСР.

Вернувшемуся Дзержинскому пришлось расхлебывать немало дел, а заодно принять и новость, что в связи с болезнью его зама по Наркомату внутренних дел Политбюро назначило на его место Белобородова, дав ему наказ усилить состав коллегии. И именно то, что он усилит, непременно усилит, стало ещё одной заботой Дзержинского. У Белобородова всё просто. Феликсу давно известна его платформа: «Необходимо организовать чрезвычайки и как можно скорее покончить с трибунальным словоизвержением… Основное правило при расправе с контрреволюционерами: захваченных не судят, а с ними производят массовую расправу… я на этом настаиваю самым решительным образом».

На Урале, Дону и Кавказе его хорошо знали не только по словам, но и по таким делам. Подписывая в Екатеринбурге приговор бывшему российскому императору, он если и советовался, то вовсе не с Дзержинским. Будет ли теперь?

Ф. Э. Дзержинский.1921 г. [РГАСПИ]

В докладе на декабрьском IX съезде Советов уже и Ленин отметил назревшую необходимость реформы ВЧК. В это время Дзержинский весь погружен в проблемы транспорта. Две недели проводит в Петрограде, занимаясь проблемами Николаевской дороги и созданием нового округа путей сообщения.

Узнав о проекте реформирования ВЧК, Феликс делает ещё одну попытку уйти с поста председателя. Но его не отпускают. Он ищет компромиссные решения, пишет в Политбюро: «НКЮст должен нам помочь, форму нашей борьбы облечь в одежду новой экономической политики – это так, но для этого надо быть сотоварищем по ответственности и по поставленным себе задачам. Надо послать такого же, как мы, борца, но с юстициевскими знаниями, чтобы нашу борьбу, которую мы вели до сих пор, замаскировать формами всяких гарантий и т. д. Надо научить нас бить врага его же оружием, но бить его, а не нас».

В результате создается комиссия по реформированию ВЧК в составе Дзержинского, Каменева и Курского. Но, что интересно, почти сразу же Феликс получает назначение и в другую комиссию – по наблюдению за вывозом продовольствия и семенных грузов из Западной Сибири, Украины и из-за границы. И теперь вот, переживая за то, как будут развиваться дела с ВЧК и НКВД, в качестве особоуполномоченного он безотлагательно едет в Сибирь, чтобы наладить отправку тамошнего зерна и предотвратить надвигающийся на европейские районы голод.

А исполняющим обязанности в комиссии по реорганизации ВЧК стал Уншлихт, которому трудно было отстаивать своё мнение перед более авторитетными Каменевым и Курским.

Приехал на сибирские заснеженные просторы Дзержинский не один, а с целой командой помощников, прихватив в том числе и незаменимого Абрама Беленького. Объяснять, что вся экономика республики, жизнь людей, работа предприятий, в том числе и того же транспорта, напрямую зависит от своевременности поставки зерна и мяса, заготовленных за Уралом, и от этого же зависит посев яровых, никому вроде бы и не надо. Но все это идет недопустимо медленно, несвоевременно. По документам сибиряки уже почти отчитались по продналогу, план выполнили, даже подвезли зерно к станциям, как водится, ссыпали в колодцы из прессованного сена. Но если вывозить его такими темпами, как сейчас, оно просто погибнет – либо загорится, либо запреет.

Усталый и издерганный, Феликс пишет жене: «…я должен с отчаянной энергией работать здесь, чтобы наладить дело, за которое я был и остаюсь ответственным. Адский, сизифов труд. Я должен сосредоточить всю свою силу воли, чтобы не отступить, чтобы устоять и не обмануть ожиданий Республики».

Жил он со своей командой в теплых вагонах, но из них многого не увидишь. А на улице под сорок градусов мороза – бодрит! Однако желающим «погреться» он твердо пояснил, что за нахождение в поезде любых спиртных напитков будет карать самым беспощадным образом. Работа требует дисциплины и полной самоотдачи.

А тут ещё из столицы приходит сообщение практически сразу из ВЧК от Уншлихта и из Наркомата путей сообщения от Фомина, что на днях Ленин вдруг совершил поездку, причем инкогнито, на автодрезине ВЧК по Московскому железнодорожному узлу и тут же направил им обоим гневное письмо:

«Состояние, в котором я нашел автодрезины, хуже худого. Беспризорность, полуразрушение (раскрали очень многое!), беспорядок полнейший, горючее, видимо, раскрадено, керосин с водой, работа двигателя невыносимо плохая, остановки в пути ежеминутны, движение из рук вон плохо, на станциях простой, неосведомленность начальников станций (видимо, понятия не имеющих, что автодрезины ВЧК должны быть на положении особых литер, двигаться с максимальной быстротой не в смысле быстроты хода – машины эти, видимо, «советские», т. е. очень плохие, – а в смысле минимума простоя и проволочек, с военной аккуратностью), хаос, разгильдяйство, позор сплошной. К счастью, я, будучи инкогнито в дрезине, мог слышать и слышал откровенные, правдивые (а не казенно-сладенькие и лживые) рассказы служащих, а из этих рассказов видел, что это не случай, а вся организация такая же неслыханно позорная, развал и безрукость полнейшие.

Грамота председателя Центральной комиссии по борьбе с последствиями голода ВЦИК М. И. Калинина, выданная Ф. Э. Дзержинскому в знак признательности за помощь в борьбе с голодом и его последствиями. Октябрь 1923 г. [РГАСПИ]

Первый раз я ехал по железным дорогам не в качестве «сановника», поднимающего на ноги все и вся десятками специальных телеграмм, а в качестве неизвестного, едущего при ВЧК, и впечатление мое – безнадежно угнетающее. Если таковы порядки особого маленького