Памяти солёная волна - Станислав Митрофанович Сахончик

«военные», громыхая ботинками, шустро разбежались к представителям своих частей.

В бригаду подплава мы ехали втроем – я, Слава Заливин и Толя Капитер. За нами на уазике-«таблетке» приехал молодой старлей – начальник аптеки. Уже через полчаса перед нами открылись ворота базы, обнесённой по периметру металлическими противолодочными сетями. Для нас снова начиналась военная жизнь.

Лев из дубовой рощи

Бригада подводных лодок ещё с тридцатых годов располагалась в бухте Малый Улисс, имевшей по берегам густые дубовые заросли. Флотские острословы, намекая на некоторую умственную неадекватность местного начальства, называли Улисс «дубовой рощей флота»: мол, тут «все дубы и все шумят». Но лично я дубоватых подводников никогда не встречал и, наоборот, с тех пор преисполнился к ним величайшим уважением.

Нас радостно встретил начмед береговой базы, невысокий, аккуратненький и весь из себя интеллигентненький капитан медслужбы Захар Адольфович Лев. Несмотря на грозную фамилию, всегда вежливый и предупредительный, он был, что называется, «в авторитете» у всего местного водоплавающего люда, поскольку, ко всему прочему, ещё имел и очень дефицитную кандидатскую степень по дерматовенерологии.

Специальность эта, в сочетании с относительно удалённым расположением базы, позволяла успешно, а главное, конспиративно помогать лицам старшего командного состава, «намотавшим на винт», пройти без отрыва от службы амбулаторный курс весьма специфического лечения с полной гарантией положительного результата. Поэтому был он желанным гостем во всех начальственных кабинетах флота.

Умный и практичный Лев радовался не зря: заполучив сразу трёх врачей для дежурств и приёмов, он мог спокойно заниматься своим любимым делом.

Он сразу раскидал нас дублёрами врачей по подразделениям: Славу оставил в санчасти береговой базы, Толю определил на торпедно-техническую базу, меня – на подлодку. Питались мы в офицерской столовой, жили в санчасти. А приключения начались уже на второй день.

Первые уроки

Направившись для начала обследовать столовую, наша троица (абсолютно не похожая по внешнему виду на обычных матросов из-за животиков и намечавшихся двойных подбородков) вдруг натолкнулась на резво куда-то летящего жизнерадостного и румяного капитан-лейтенанта. Тот резко затормозил и удивлённо на нас вытаращился. Мы, молча уставившись на него, на всякий случай вразнобой откозыряли.

– Откуда, бойцы? Что, уже из дома престарелых стали на флот призывать?

– Из «меда», тащщ кап-нант!

– А, студенты!

Каплей резко остыл и вполне нормальным языком разъяснил нам, что нынче все находятся на политзанятиях, что в базе матросам и старшинам надлежит ходить в рабочей робе с боевым номером на кармане, что вместо «похабных» бескозырок у нас на головах должны быть нормальные пилотки, как у всех порядочных подводников, и что передвигаться безопаснее всего либо строем, либо тихонечко по боковой дороге. Не дай бог попасться на глаза адмиралу! Ныне он свирепствует. Не посмотрит, что «партизаны», – в пыль сотрёт! Матку вывернет!

Перспектива «выворачивания матки», несмотря на её полную анатомическую и физиологическую абсурдность, серьёзно нас озадачила.

Делать нечего, вернулись в санчасть, достали из вещмешков и погладили синюю, колом стоящую робу, взяли из баталерки старые чёрные пилотки. Встал вопрос с боевыми номерами. Общий принцип нумерации на подводных лодках и последовательность букв и цифр были понятны: боевая часть или служба – отсек – боевой пост – смена. Но как быть нам?

– А хрен ли тут думать, господа военные? – сказал сообразительный Слава Заливин. – Служба – «М» (медицинская), а далее цифрами – цены на наши любимые напитки. Трафареты и краска в санчасти есть.

Мужик сказал – мужик сделал! Через час три бравых моряка в отглаженных чистых робах, чёрных пилотках набекрень и с нанесёнными на белые полоски произвольными боевыми номерами на карманах уже топали начищенными «гадами» строем пеленга по боковой дороге в сторону столовой.

Старший мичман, завстоловой, завидев нашу «нумерацию», икнул и закатился хохотом, вытирая слёзы. Оценил – сразу видно понимающего человека. А как ещё было расценить наши номера – М-2-87, М-3-62, М-4-12?

Напомню, что в те далёкие и романтичные времена 2 рубля 87 копеек стоила обычная водка, 3-62 – «Московская» и 4-12 – 45-градусная «Хмара» (с серым облачком на этикетке). Целую неделю мы спокойно ходили по базе с этими номерами, пока однажды Лев, собрав нас вместе на занятия, пристально вглядевшись, не разоблачил нашу мистификацию. Деликатно кашлянув, он настоятельно порекомендовал эту гадость убрать. А мы ничего, даже привыкли.

«Политморсос»

Настал святой день для флота – политзанятия. В этот день все моряки в наглаженной «форме № 3» чинно садились за столы в ленкомнатах, выкладывали конспекты и готовились слушать что-либо из исторических решений партийных съездов. Политико-моральному состоянию («политморсосу») личного состава на флоте уделялось огромное внимание. Ты мог чего-то не знать по боевой подготовке, но уж фамилии членов Политбюро – наизусть и «от зубов».

Капитан Лев, решительно отбраковав Славу и Толю за слишком «старый» вид (им катило за «тридцатник»), послал меня на политзанятия экипажа подлодки «Б-350», к которой я был приписан. Я срочно переоделся в новую «форму-3» одного из больных, наспех нашил старшинские погоны и почти бегом побежал в казарму.

Прибежал вовремя. Сел в компанию со старшинами, которых уже успел узнать за несколько визитов на лодку. С удивлением увидел у них в руках книгу «На страже Родины» того же выпуска, что и на моей срочной службе семь лет назад. Те же аляповатые картинки, на которых доблестный воин, держа в руке противотанковую гранату размером с добрую кастрюлю, бесстрашно атакует дюжину скособоченных и пылающих немецких танков. Какие уж тут патриотические чувства от таких комиксов.

Началось! В кубрик вошли несколько офицеров – лодочный замполит и пара лейтенантов из политотдела, проверяющие. Для начала проверили наличие конспектов, потом стали задавать разные дурацкие вопросы, от которых меня (прошедшего полный институтский курс марксистско-ленинской философии, политэкономии и истории КПСС) просто корёжило. Мне, правда, задали вполне достойный вопрос об авианосцах 7-го флота США, и тут я, вспомнив самопальный стишок семилетней давности, наизусть отбарабанил:

«Энтерпрайз», «Тикондерога»,

«Орискани», «Саратога»,

«Бон-омм Ричард» и «Хэнкок»,

«Мидуэй» и «Китти-Хок»!

Знай наших! В ПВО тоже чему-то научились. Неважно, что «Тикондерога» – это крейсер УРО (управляемого ракетного оружия), главное – в рифму. Сошло и так!

И тут подняли матроса Шуру Подопригору. Шура был, как нынче выражаются, «полный тормоз», из полтавских хохлов, этакий гарный парубок, дитя сала, цибули и горилки. Бывший сельский механизатор, на лодке он был дизелистом, хотя в основном использовался боцманом для перемещения разных грузов в горизонтальной и вертикальной плоскости, поскольку обладал очень приличной мускулатурой и лошадиной работоспособностью. Когда Шура