Секретов не будет - Илья Миронович Шатуновский

в самом деле специалистом, знатоком. С необычайными подробностями он живописует, кто с кем состоял в интимных связях в коллективе молодежной редакции. Для достоверности он называет девичью фамилию героини описываемой им любовной интриги. Затем указывает ее фамилию в замужестве. Затем утверждает, что она родила ребенка не от мужа, а от любовника… Что уж тут скажешь? Разве лишь то, что, перебравшись в Соединенные Штаты, мистер Гендлин отнюдь не стал джентльменом.

Какое уж там джентльменство! В своей неистовой злобе к стране, где он, надо полагать, родился, пустобрех пыжится, кликушествует, не стыдясь гнусной и грязной клеветы.

В «Правде» мистеру Л. Гендлину особенно не по нутру фельетон. К нему он, как и многие другие буржуазные писаки, питает лютую ненависть. Еще бы, всей этой пошлой братии хотелось бы, чтобы фельетонисты «Правды» нападали на советский строй, на честных советских людей. А они защищают советский строй, изничтожают все, что мешает нашему делу. Это и приводит мистера Гендлина в бешенство.

«Отделом фельетонов, — сообщает злопыхатель, — заведует Илья Шатуновский. До «Правды» он работал в той же должности в «Комсомольской правде». Со страстью матерого волка Шатуновский борется с бракоделами, спекулянтами, евреями, желающими выехать в Израиль.

По деяниям Илья Шатуновский — международный преступник. На его личном счету аресты и уголовные процессы»… (следуют фамилии неизвестных мне уголовников. — И. Ш.).

Об этих подонках и отщепенцах «Правда» вообще не написала ни строчки. Но что до этого клеветнику из-за океана! «Разгромив» заведующего отделом, мистер Гендлин принимается за его заместителя.

«Фельетонист Суконцев в одном из фельетонов предложил «всем инакомыслящим русским, евреям, украинцам, литовцам раз и навсегда закрыть глаза и отправить их в страну праотцов».

Видите, какой жук этот Гендлин: даже для достоверности цитату высосанную из пальца в кавычки взял! Какому советскому человеку придет в голову такая чушь и какой советский редактор станет эту чушь печатать!

Мистер Гендлин врет чище сивого мерина, полагая, что читатели «Нового русского слова» не узнают правды и не смогут уличить его во лжи…

Но стоит ли нам дальше разоблачать клеветнические бредни мистера Гендлина! Судя по всему, краснеть он не научился. И без того уже ясно, что с поставленной задачей — рассказать, как делается советская печать и газета «Правда», — он не справился ввиду полного незнания вопроса.

А вот про то, как делается газетенка «Новое русское слово», печатающая вздорные измышления мерзкого клеветника, мистер Леонард Гендлин рассказал нам во всем своем блеске и великолепии.

1973 г.

РУКОПИСИ НЕ ВОЗВРАЩАЮТСЯ…

Давным-давно, когда я еще не думал, что стану журналистом, меня всякий раз озадачивали объявления на последних страницах разных печатных органов: «Рукописи не возвращаются»…

«Почему не возвращаются? — удивлялся я. — Что это за порядок: человек принес в редакцию статью, она не понравилась, стало быть, не нужна. Но нельзя, оказывается, получить ее обратно!»

Теперь я отработал в печати много лет, а толком так и не узнал, для чего пишут это самое: «Рукописи не возвращаются»… Может быть, для того, чтобы придать изданию солидный вид. Или, чтоб автор, отправляя рукопись в редакцию, осознавал всю ответственность такого шага. Или тут вступают соображения финансового порядка, продиктованные заботой главного бухгалтера о снижении почтовых расходов…

Впрочем, это имеет, можно сказать, лишь сугубо теоретический интерес. На практике дело обстоит иначе. За всю свою газетную жизнь я не припомню случая, чтоб кому-нибудь отказались вернуть назад материал, сославшись на принятый порядок: «Рукописи не возвращаются»…

Авторам отвергнутых вещей с легким сердцем высылают их неудачные творения, и они с надеждой волокут их в другие издания. Счастливцам, у которых статьи напечатали, отдают документальные материалы, которые те представляли для сверки и уточнений. Возвращают читателям присланную ими переписку, а такая переписка, например, по пенсионным, жилищным делам, по трудовым спорам, иногда составляет целый том.

Словом, старые рукописи редакциям не нужны. Утром, идя на работу, я часто встречаю наших экспедиторов, которые грузят в лифт несколько больших бумажных мешков. Это ежедневная порция читательских писем в «Правду». Чтобы хранить одни только письма, нашему издательству пришлось бы построить гигантские хранилища и каждый год пристраивать к ним все новые и новые.

Невозможно хранить не только читательские письма, но и другие документы: рукописи, переписку с организациями и собственными корреспондентами, недельные заявки и квартальные планы, все эти тонны и кубометры исписанных бумаг, оседающих в ящиках столов и на полках шкафов. Поэтому редакции ежегодно уничтожают очередную часть своего архива. Уничтожают по описям и актам весьма авторитетной комиссии.

Такая картина открывается нам, если брать вопрос в целом. Но есть и исключения. В отличие от других редакционных служб в нашем отделе фельетонов архивы хранятся десятилетия. На то есть свои причины.

Недавно ко мне пришел человек, который принес старый номер «Правды» с фельетоном Ивана Рябова «Святоши на Торгоше». Я помню этот фельетон: в нем шла речь о группе шарлатанов, которые, используя невежество людей, «врачевали» у «святого источника».

— И в чем же теперь дело? — спросил я.

— Вы еще спрашиваете! Посмотрите, что написал обо мне ваш фельетонист, — сказал посетитель, протягивая мне отчеркнутый в фельетоне абзац:

«Этот молодой рыжий мужчина, отпустивший апостольскую бороду и взявший в руки страннический посох, собирает вокруг себя аудиторию и, опираясь на слово божье, угадывает у того или иного человека ту или иную хворь. Найдя боль, «лекарь» жезлом своим указывает и омуток, в который должен погрузиться хворый субъект».

— А что же вы думали раньше? — спросил я, возвращая газету. — Фельетон-то написан четырнадцать лет назад.

— Представьте себе, я только сейчас узнал, что про меня писала «Правда», — объяснил посетитель. — Я-то все время гадал, почему это на меня со всех сторон сыплются тумаки: не дает покоя милиция, увольняют с работы, отказывают в новом жилье. А ведь все, что написано, ложь! Я не только никогда не был у этого «святого» ручья, но даже не имею представления, где он находится. Как же это у вас получилось? В чем тут дело?

В чем тут дело, мог бы лучше всех объяснить сам автор. Но Иван Афанасьевич скончался более десяти лет тому назад. С той поры в отделе сменилось три заведующих, а в газете — четыре главных редактора. Как же тут быть? Конечно, проще всего сказать посетителю, что никто из нас в ту пору не работал в редакции, и сейчас за давностью лет никаких претензий мы принять не можем. Ну, а если хоть на минутку предположить, что посетитель говорит правду и он ни в