Эйми Уоллес - Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой

Спустя несколько месяцев я спросила, процитировав ее собственные слова, что же она предприняла.

Зуна удивилась, ее лицо застыло, в глазах стояло выражение притаившегося зверя, которое я очень хорошо знала. Она полностью забыла свои слова:

— О чем ты говоришь? Это великая книга, блестящая.

Это было последнее, что я слышала о романе.

Еще до наступления полного слабоумия Карлос собрал большую часть группы для самого мучительного испытания. Он решил купить огромную лодку, чтобы увезти людей к морю, где они будут жить неопределенное время. Тайша и Соня ездили во Флориду, чтобы изучить предложения.

Почти каждый был задействован в этом грандиозном плане. Впоследствии, когда Муни отдала мне на хранение свои книги и разрешила брать любую, какую захочу, я нашла брошюры с такими впечатляющими названиями, как «Океан — нетронутый рай природы», «Выживание в море», и незабываемое «Разведение акул для получения хряща и лечения рака». Меня шокировали, найденные там же стопки книг, обучающие читателя гипнотизировать толпу, Муни использовала эти методы на сцене и в Туле, гипнотизируя избранного «глазом, как смерть-советчица».

Что касается затеи с лодкой, я чувствовала себя совершенно свободной. Это было похлеще, чем «Литл Джим Джонс». Возможно, Карлос собирался умереть в нейтральных водах, чтобы разрушить представление о себе. В конце концов, истинные его сторонники могли цепляться за миф о том, что он сгорел.

Между сном, диктовкой и едой, когда мог, Карлос смотрел телевизор или видео. Он и раньше обожал военное кино, и теперь требовал исключительно только такие фильмы. Его помощникам становилось все труднее найти фильм, который он не видел. Муни часто посылали на поиски военных фильмов. Это было хулиганством с ее стороны, но она пыталась ослабить прессинг тем, что иногда брала с собой своего нового молодого возлюбленного и целовалась с ним.

Она отчаянно пыталась найти какую-нибудь радость, какое-нибудь облегчение от боли. Джой был смешным. Он был латиноамериканцем, типичным калифорнийцем, — любил девочек и поп-музыку, книги Кастанеды и пляж. Он был противоположностью Гвидо, не говоря уже о нагвале. Однажды Джой без задней мысли спросил Муни: «Почему здесь все время так тяжело? Почему мы не можем просто повеселиться?»

Не всякому в группе было известно, что у Карлоса рак. Некоторые это знали, кто-то подозревал, другим стало известно через три месяца после его смерти, когда наконец появились некрологи.

Навязчивая идея Карлоса о «большом Р», его уверенность в том, что больные ошибались, расстраивала меня в течение многих лет. Не думаю, что мой отец был виноват в его ужасных страданиях. В случае с Карлосом это была злая ирония судьбы. Презирая свою связь со всем, что было в Нью эйдж, Карлос реализовал одно из наиболее одиозных предубеждений.

Кастанеда приписывал причину рака напряженности. Убежденный в том, что тенсегрити было лекарством от него, он глубоко переживал, что не научил этому моего отца, — я полагаю, что он говорил во всей искренностью. Карлос поклялся, что если когда-либо у него будет обнаружен «большой Р», он прострелит себе мозги. Возможно, он понял, как это, должно быть, трудно — нажать на курок, когда еще остается дыхание жизни.

глава 39

ПОСЛЕДНИЕ ВИЗИТЫ К МОЕМУ МУЖУ

Ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня.

Ев. от Матфея, 10:35

До самой смерти Карлоса я встречалась с ведьмами ежедневно, но редко видела его самого. Наши короткие встречи были бессистемны и сюрреалистичны. Последний раз мы занимались любовью больше чем за год до его смерти. Я помню эту встречу — она была особенно страстной, и мы даже поклялись убить друг друга. У нас была старая шутка: я стремительно натягивала одежду, притворяясь, что сбегу, если мы снова не займемся любовью, а Карлос ловил меня, любовно тянул в объятия. Той ночью я сказала: «Я ухожу отсюда! На сей раз мы действительно сделали все!» Он устало засмеялся и попытался встать с кровати. Мы оба колебались. Затем он проводил меня до дверей, как всегда настаивая, чтобы я пожелала ему спокойной ночи по телефону. Когда я позвонила ему пять минут спустя, он уже спал, сонно ответив: «А это ты, nena. Иди спать… Прямо сейчас…»

Как-то ночью, за несколько недель до этой встречи, я вызвала приступ раздражения у Карлоса. Мне показалось, что я заговорила прежде, чем было разрешено, или проявила слишком много пыла в неподходящий момент, и это заставило нагваля опуститься до ханжества. Карлос разъярился и приказал, чтобы я оставила его спальню. Я сделала нечто беспрецедентное: скрестила руки на груди и отказалась уходить. Это был большой риск: даже женщина-нагваль ушла, когда он вышвырнул ее в три утра за неспособность контролировать себя во сне!

Но я знала, что если я сейчас уйду, могут пройти месяцы, прежде чем он позволит мне вернуться.

Месяцы я буду сидеть в последних рядах класса и плакать, месяцы ходить с моей дикой шваброй завитков — постоянном напоминание о наказании, — я уже не единожды проходила эту сцену позора, предпринимая затем отчаянные попытки вернуться. Месяцы новых наказаний… От этой мысли мне захотелось свернуться калачиком и умереть.

Особенно ядовитой репликой было напоминание о моем пагубном сходстве с Гвидо Манфредом. По этому поводу была произнесена напыщенная речь, в которой пункт за пунктом перечислялись наши грехи: «Вы оба думаете, что вы такие крутые, но вы уже дряхлые старики! Но хуже всего то, что вы — порнографы! Порнографы!»

Он говорил, а я сидела, скрестив руки на груди, и слушала все это, не делая попыток уйти или возразить. Когда гнев Карлоса иссяк, он сказал: «Видишь, я прав?»

Я кивнула. Он стал целовать меня, как будто ничего не произошло, мы занимались любовью, и вопрос был закрыт. Это был один из редчайших случаев, когда Карлос попросил, чтобы я осталась спать в его объятиях на всю ночь. Много позже я глубоко задумалась и поняла: пункт за пунктом Карлос, возможно, описывал себя самого.

Однажды ночью после магического секса, Карлос дал мне послушать записи некоторых из его любимых песен: аргентинского композитора, певца и пианиста Буля де Неа и Жавьера Соли. Он перевел для меня одну трогающую за душу песню — он любил душераздирающие песни. Вот единственные слова, которые я запомнила: «Возьми меня за пределом боли … Ты взял меня, наконец, за пределом боли». Я, не стесняясь, плакала: музыка и голос этого человека были так же проникновенны, как и его стихи. Карлос тоже плакал, потом взял меня под руку и повел в свою спальню.