Угловы. Семья врачей. Век Добра и Любви - Эмилия Викторовна Углова

в нем мужчину, силу, ум. Все движения, действия были от природы мужские. Часто приносил мне цветы. Я понимала, что ему кто-то подарил цветы на экзаменах, после операций и др. Но было приятно, когда он с улыбкой, протягивая букет красивых роз или других цветов, говорил: «Это тебе». Он всегда любил женщин. Относился к ним по-рыцарски. В своих выступлениях всегда отмечал подвиг женщин на войне и в тылу. Когда приходилось обращаться к женщине – в кассе, на заправке или в официальном учреждении, – угощал конфетами, которыми у него были набиты карманы. Всегда в транспорте (когда ехал в метро или автобусе) уступал место женщине любого возраста.

Он никогда не жаловался на усталость и никогда не говорил, что ему не нравится какая-то работа, всегда откликался на любую просьбу помочь что-либо сделать на кухне. Заходил и говорил стихами Алексея Толстого:

– Князь, служба моя не нужна ли?

Вишь, наши меня не догнали.

И дальше, если было настроение, мог прочесть всю поэму про Андрея Курбского, а я с удовольствием слушала.

Я за ним не успевала. Он то и дело говорил: «Что дальше? Что еще?» Я любовалась его быстротой и красотой движений. «Откуда это у тебя?» – спрашивала его. – «С детства. Всегда помогал маме во всем. Сестры были младшие, им не разрешалась тяжелая работа. А братья, старшие, уже тогда уехали из дома на учебу. Вот вся работа и сваливалась на меня. Это еще что! Бывало и похуже. Иду в 40 градусов мороза по воду, везу на коляске бочонок с водой, вдруг в каком-то месте тележка на повороте перевернулась, бочонок опрокинулся, вода выплеснулась на меня, и я снова разворачиваюсь и иду к проруби. Руки заледенели, ноги промокли, но я все равно должен привезти домой воду. Кроме того, еще возил к реке полоскать белье, что стирала мама. Белье замерзало, и я должен был аккуратно сложить каждую вещь, чтобы не сломать ее. У меня обмораживались руки и ноги, и до сих пор в любую погоду они мерзнут, да и хронический насморк приобрел на всю жизнь. Но что поделаешь? Мама часто болела, и кто ей помог бы, кроме меня? Отец работал, а я и дрова таскал, и за коровой убирал, и воду возил, и белье полоскал. Наши дети по сравнению с нами белоручки. Живут в готовых теплых домах с водопроводом, газом, электричеством. Поэтому становление мужчины у них запаздывает».

Средневековый ученый, врач Авиценна писал: «Человек, умеренно и регулярно занимающийся физическими упражнениями, не нуждается ни в каком лечении, направленном на устранение болезни».

Федор Григорьевич не занимался гимнастикой и физическими упражнениями, но постоянно работал физически. Пересаживал кусты, убирал осенью опавшие листья, зимой чистил снег, чтобы проехать во двор. Также топил баню, колол дрова, водил машину. Все делал в перчатках, берег руки. Когда мы были в Румынии, то накупили там кожаных перчаток. Рассовали по карманам, боясь, что на таможенном пункте их у нас отберут.

Считается, что в любимом человеке не видишь недостатков. Возможно, так. Я часто любовалась им. Внешность у него была обыкновенная, лицо монголоидного типа, и с первой встречи он не произвел на меня особенного впечатления, но по мере общения с ним, наблюдая за его манерами, поведением, речью, я все больше и больше притягивалась к нему. Особенно волновала его улыбка, атлетический тип телосложения, стройная фигура, несмотря на невысокий рост. Он мог за вечер написать статью без поправки и, когда, прочитав ее, спрашивал: «Ну как?» – хотелось стать перед ним на колени, как перед совершенством. Я с каждым днем все больше и больше его любила и не ощущала простого привыкания к нему, как это бывает у других. Когда изредка без меня он уезжал, у меня появлялась потребность быть с ним, необходимость быть рядом. Я сравнивала его иногда с окружающими нас мужчинами – и молодыми, и пожилыми – и не находила не только равных, но и хоть сколько-нибудь в чем-либо похожих на него.

Когда в любви нет эгоизма, тогда можно быть счастливым, если счастлив любимый человек. Муж часто говорил: «Для меня важно, чтобы ты и Гриша были счастливы, и, если надо, я готов отдать жизнь за вас». Такая любовь редка, чаще любовь бывает эгоистичная – желание владеть и властвовать. От этого рождается ревность, развиваясь до патологических проявлений вплоть до убийства («Так не доставайся же ты никому»).

Он чистил снег на даче, пришивал всегда сам пуговицы и вешалки к одежде, чинил порванные ручки сумок. Поднимался по лестнице без лифта до 90 с лишним лет – на третий этаж в городскую квартиру и на четвертый этаж в рабочий кабинет в клинике.

Однажды на даче спешил и, спускаясь с лестницы, одновременно чистил ножом яблоко. Не рассчитал, споткнулся и упал, скатился по ступенькам, сломал четыре ребра. Были сильные боли, но он сложил несколько бинтов, сделав круглый узел, и привязал к ребру, которое выпирало и болело. Приехали его помощники, сделали инъекцию от боли, свозили на рентгенографию. Три месяца должен был лежать. Но он соорудил себе плотный узел из перевязочного материала, чтобы унимать боли и полулежа читал и писал. На работу вышел через месяц.

Федор Григорьевич всегда много трудился. Говорил, что работа помогает от неприятностей и болезней. У него были прекрасные природные данные от Бога, нежные руки, тонкое чутье врача. Он мог точно диагностировать опухоли при осмотре, пальпации.

Однажды при пальпации выступившего у больной опухолевидного образования в области надбровной дуги долго ощупывал место выбухания кожи, затем сказал: «Покажитесь мне через неделю». А больную уже хотели направить на операцию. Через неделю больная позвонила и сказала, что опухоль исчезла и больше не появлялась.

Он оперировал свою маму, сестер, брата, не был суеверным, о смерти не думал. За жизнь пациента боролся до последнего, а если не получалось, умел абстрагироваться – представлял перед собой невидимую стену из плотного воздуха и не поддавался переживаниям. «Я должен других людей спасать», – говорил он при этом. За больных переживал, как за близких людей, интересовался их судьбой, личной жизнью. Поэтому многие исцеленные им пациенты впоследствии становились его друзьями. Вместе с тем он мог быть к ним по-отечески строг. Ложась к нему в клинику, больные давали письменное обязательство не курить в клинике и не пытаться пронести спиртное, и предупреждались о том, что в случае нарушения они будут выписаны.

В работе постоянно стремился что-то освоить новое, что-то переделать, улучшить. Он изобрел метод «открытого окошка» при