Повесь луну. История Салли, которая берет судьбу в свои руки - Джаннетт Уоллс

Салли. Одна из причин, по которым вы мне сразу понравились. Я тоже грубо откровенен. – Он замолкает на миг, и я вижу на его лице намек на улыбку. – Знаете, почему вообще Жоржетта с вами связалась?

– Наверное, ей захотелось очередную экзотическую зверушку… – Я делаю паузу, ожидая ответа, но Гус просто смотрит на меня, продолжая чуть заметно улыбаться. – Она сказала, что это из-за того, что мы так похожи. Она сказала, что мы обе бесстрашные. Но еще мы обе лишились матерей, когда были маленькими девочками. Возможно, и с этим что-то связано.

– Жоржетта рассказала вам, что случилось с ее матерью?

– Нет. Я прочла об этом в газетах – о том, что ее мать покончила с собой, потому что ее отец обанкротился.

– Газеты всё переврали. Было ровно наоборот. Мать первая покончила с собой. А уж после этого развалилась его жизнь.

– Тогда почему она это сделала?

– У отца Жоржетты была интрижка. С их горничной. – Он снова умолкает, и на его губах все тот же намек на улыбку. – Сумеете догадаться, кем была та горничная?

Да мне-то откуда знать? Как раз это я и собираюсь сказать, но осекаюсь до того, как слова успевают слететь с языка, потому что внезапно вспоминаю, что говорила мне тетушка Фэй: что мама работала горничной в Ричмонде, когда в первый раз уехала из дома. Но что-то там не заладилось.

Я чувствую, как кровь отливает от лица.

– Думаете, – говорит Гус, – моя жена явилась в ваш Богом забытый городишко в округе Клэйборн, потому что ее заинтересовала какая-то ничтожная контрабандистка? Жоржетта хотела познакомиться с дочерью той женщины, которая разрушила ее семью.

Я смотрю на Гуса, лишившись дара речи. Не в силах шевельнуться.

– Кстати говоря, – продолжает Гус, – Жоржетта нашла то ваше ожерелье, но хотела оставить его себе. Учитывая, что Герцог Кинкейд так и не сел в тюрьму за убийство жены, я носил его с собой как талисман на удачу. – Он лезет в карман, потом протягивает мне руку. На его ладони клубочком лежат лунные камни и серебряная цепочка. – И ведь сработало! – говорит Гус. – Так что вот, можете получить его обратно.

Глава 53

Я должна убраться отсюда. Прочь из этого шумного, жаркого, вонючего зала суда, полного ликования, и поздравлений, и жестокого смеха, и запаха потных тел, и сигарного дыма. Я выхватываю ожерелье у Гуса, не глядя на его ухмыляющееся лицо. Мамино ожерелье, единственное, что связывало меня с ней, было талисманом, который дарил мне чувство защищенности и надежды. Но после того, что сделали с ним Жоржетта и Гус, мамино ожерелье кажется темным и уродливым, обладающим почти зловещей силой. Оно кажется раскаленным в моей ладони, словно может обжечь, и я сую его в карман и с силой проталкиваюсь сквозь толпу.

Вываливаюсь на улицу. Мне нужен воздух, свежий воздух, но вонь зала суда, кислого дыхания Гуса впиталась в мои волосы и одежду, в поры моей кожи. «Паккард» припаркован на безжалостном солнцепеке, и внутри него – как в печи. Я опускаю стекло, но не успеваю еще проехать и одного квартала, как машину наполняет дух мертвечины. Бойня? Дохлая лошадь, разлагающаяся прямо на улице? Такое ощущение, будто смерть повсюду. Смерть, и боль, и обман, и грязь.

Вонь исходит от людей, ставящих себя выше закона. А я-то сама? «Я просто делаю то, что необходимо сделать», – говорила я Гусу. Это же он и Герцог говорили себе, прежде чем убить своих жен. Помоги мне, Боже! Я не настолько отличаюсь от них.

Чистота. Я должна стать чистой. Это единственное, о чем я могу думать на пути домой. Я хочу ванну, мне нужна ванна, ванна настолько горячая и жгучая, чтобы сделать мою кожу красной, чувствительной и чистой.

К тому времени, как я возвращаюсь к Большому Дому, солнце уже село, и пара светлячков мерцает в высокой траве. Внутри все спят. Я иду в свою новую ванную и поворачиваю электрические выключатели, которые наполняют ее мягким светом и заставляют сиять никелированную фурнитуру. Вода такая горячая, что я дергаюсь, но заставляю себя успокоиться: я смогу это стерпеть, мне это нужно. Мо́ю голову, потом берусь за щетку из свиной щетины, чтобы отдраить кожу, подмышки и подошвы ног – все свое вонючее, постыдное тело – щелочным мылом.

Забираюсь в постель. Сон не заставляет себя ждать, но это тревожный, чуткий сон. Мне снится вода, которая горит, и пламя, которое очищает, дым и пламя, мама и Жоржетта. Эдди, Абрахам и Мэри. Я ворочаюсь и лягаюсь, пытаясь проснуться, но дым становится гуще… А потом, кашляя, я сажусь в постели.

Я не сплю. И по-прежнему чую дым. Настоящий дым!

Черно, как в бездне. Выбираюсь из кровати и включаю свет. Дым сочится из-под двери. Я распахиваю ее и включаю свет в коридоре. Там еще больше дыма – он темный и густой, валит вверх по лестнице и висит в коридоре. Я падаю на колени, натягиваю на нос ночную рубашку и на четвереньках ползу в комнату тетушки Фэй. Трясу ее за плечи, ору, но она лишь бормочет и поворачивается на бок, тогда я бью ее ладонью по лицу и снова ору, и теперь ее глаза распахиваются, и она начинает кашлять.

– Пожар! – кричу я. – Мы должны выбраться наружу!

Теперь Грейс.

Она в алькове рядом с комнатой тетушки Фэй, свернулась калачиком под одеялом. Я трясу ее. Никакой реакции. Трясу снова. По-прежнему ничего. Пожалуйста, Боже! Я подхватываю ее – ручки безвольно свисают, ножки болтаются – и, согнувшись, бегу к лестнице. Дым валит вверх по лестничному пролету. Свет в коридоре гаснет. Все черным-черно. Делаю глубокий вдох и спускаюсь во тьму, держа невесомое тельце Грейс одной рукой, ладонью придерживая ее голову – только не урони ее, только не урони, – а другой ведя по перилам, нащупывая дорогу шаг за шагом.

Добираюсь до площадки, потом до холла первого этажа. Воздух густ от дыма. Сколько же его, дыма… Маленький Джейк и Нелл! Они в каменном крыле. Я должна забрать их! Но бесчувственная малышка Грейс до сих пор у меня на руках, и я должна вначале вынести ее.

Прижимаю руку ко рту. Стараюсь не дышать. Половицы холла припекают мои босые ступни. Добираюсь до входной двери, открываю ее, и сильный порыв сквозняка влетает в дом, с ревом подкармливая воздухом пламя за моей спиной.

Снаружи – воздух. Чистый, холодный воздух. Я жадно глотаю его. Трясу Грейс. Ничего. Трясу снова. Больница! Я должна доставить