Последняя книга, или Треугольник Воланда. С отступлениями, сокращениями и дополнениями - Лидия Марковна Яновская
Помните, как в полночь появляется в кабинете финдиректора Варьете изменившийся Варенуха, доводя Римского почти до смертного ужаса? Меловая нездоровая бледность обычно полнокровного администратора, глухой голос, громадный синяк с правой стороны лица у самого носа, а главное — эта «появившаяся у администратора отвратительная манера присасывать и причмокивать», как будто его беспокоил больной зуб.
В повести А. К. Толстого этот причмокивающий звук — словно бы сосут апельсин или недостает зубов — издают упыри, они же вампиры, встречаясь друг с другом. «Это их условный знак, и так они друг друга узнают и приветствуют», — замечает автор. Не знаю, фольклорная это подробность или ее сочинил А. К. Толстой, но причмокивание и присасывание ставшего вампиром Варенухи Булгаков явно позаимствовал отсюда…
Кратко касаясь библиотеки Булгакова, Белозерская-Булгакова перечисляет: Достоевский, Салтыков-Щедрин, Лесков, Гончаров, Чехов…[183]
Сухово-Кобылин! — напоминает С. А. Ермолинский[184]. «Сухово-кобылинская школа!» — отпустит Булгаков самый высокий комплимент сочинениям Николая Эрдмана…
Непременно поставьте сюда же собрание сочинений Л. Н. Толстого. Пройдитесь пальцами по воображаемым корешкам — и неожиданно высветится фамилия Турбины в повести Толстого «Два гусара». И фамилия Жилин в рассказе «Кавказский пленник». И Яшвин в «Анне Карениной». (Помнится, фамилия Яшвин в рассказе Булгакова «Я убил» очень смущала булгаковедов, всё пытавшихся найти ее источник и хватавшихся за фамилию никак не причастного к этому актера Яншина.)
Или суп-прентаньер: «А в июле, когда вся семья на даче, а вас неотложные литературные дела держат в городе, — на веранде, в тени вьющегося винограда, в золотом пятне на чистейшей скатерти тарелочка супа-прентаньер» («Мастер и Маргарита»).
Булгаковеды уверены, что Булгаков был большим знатоком кулинарных книг и даже коллекционировал их. Может быть, и коллекционировал, чего не знаем, того не знаем. Но как не заметить суп-прентаньер в «Анне Карениной»:
«Ну, так дай ты нам, братец ты мой, устриц два, или мало — три десятка, суп с кореньями…», — заказывает Облонский. «Прентаньер», — подхватывает официант. «Но Степан Аркадьич, видно, не хотел ему доставлять удовольствие называть по-французски кушанья. — С кореньями, знаешь?» Официант же преданно повторяет «весь заказ по карте»: «Суп прентаньер…» («Анна Каренина», часть I, Х.)
И огромный поток отражений романа «Война и мир» — главным образом, в «Белой гвардии»[185]. В известном письме «Правительству СССР» Булгаков, говоря о «Белой гвардии» и «Днях Турбиных», отметил «изображение интеллигентско-дворянской семьи, волею непреложной исторической судьбы брошенной в годы гражданской войны в лагерь белой гвардии, в традициях „Войны и Мира“».
Тургенева теперь читают редко. В булгаковские же времена он был очень популярен. И не только своими социальными романами — не в меньшей степени и поэтическими, фантастическими повестями. В том числе рассказом «Призраки» — о ночных полетах героя с каким-то фантастическим существом, причем главное было не в загадочном существе, суть которого так и не раскрыл герой рассказа, а в самых полетах.
Тургенев подолгу жил за границей, и его герой, легко преодолевая пространства, летит над знакомыми Тургеневу местами, в частности над Парижем, изображенным точно, узнаваемо и иронично. А Булгакова так никогда и не выпустили в свободный мир, для него полеты остались мечтанием. Во второй редакции его романа это мечтание развертывается подробно, мастер говорит Воланду: «Я никогда ничего не видел. Я провел свою жизнь заключенный», и Воланд разрешает ему спуститься на несколько минут в залитый огнями ночной европейский город — может быть, Париж.
В последней редакции романа это мечтание будет жестко свернуто; к концу работы над романом все перегорит и для писателя, и для его героя, и мастер будет без сожаления и навсегда прощаться с земною жизнью, а его полет станет метафорой смерти…
Другой ряд книг. Л. Е. Белозерская-Булгакова перечисляет: Мольер, Анатоль Франс, Золя, Стендаль… Уже известно: Мольер на русском языке и на французском…
Диккенс! С каким увлечением помогал Булгаков Наталии Венкстерн инсценировать «Пиквикский клуб» для МХАТа. («Наташа приносила готовые куски, в которых она добросовестно старалась сохранить длинные диккенсовские периоды, — пишет Л. Е. Белозерская-Булгакова, — а М. А. молниеносно переделывал их в короткие сценические диалоги. Было очень интересно наблюдать за этим колдовским превращением. Но Наталия Венкстерн, женщина умная и способная, очень скоро уловила, чего добивался Булгаков»[186].) И потом Булгаков играл в этом спектакле роль судьи, в каковой роли запечатлен на известнейшей фотографии.
В Дневнике Е. С. Булгаковой (7 июня 1937 года): «…Куза, с вопросом, не возьмется ли М. А. делать инсценировку „Нана“ или „Милого друга“ или что-нибудь из Бальзака» (В. В. Кузa — режиссер Театра имени Вахтангова). Горестное размышление: «Разве что из-за денег, чтобы иметь возможность уехать куда-нибудь отдохнуть летом».
И продолжение через несколько дней: «Перечитала по просьбе М. А. „Нана“ и „Bel’ami“. А М. А. перечитывает „Евгению Гранде“… Не подходит это!»
Е. С. привычно называет роман Мопассана по-французски, она, вероятно, и читала его в юные годы по-французски, а Булгаков сразу же выбирает из Бальзака то, что хотя бы в какой-то степени могло бы подойти. Намеков на то, что книги пришлось разыскивать или спрашивать у знакомых, нет. Давно и буднично знакомые, книги, вероятно, просто снимают с полки…
Здесь был с детства любимый Марк Твен. (В рассказе Булгакова «Самогонное озеро»: «…Из комнаты Павловны не доносилось криков истязуемого ее сына Шурки. Я сладострастно улыбнулся, сел в драное кресло и развернул томик Марка Твена».)
И — неистребимой памятью детства же — Фенимор Купер, представленный по крайней мере двумя романами.
В уцелевшем фрагменте дневника Булгакова за 1923 год («26-го октября. Пятница. Вечер»): «Сейчас я просмотрел „Последнего из могикан“, которого недавно купил для своей библиотеки. Какое обаяние в этом старом сентиментальном Купере!»
В повести «Морфий»: «По вечерам я стал читать (про дифтерит и скарлатину, конечно, в первую голову и затем почему-то со странным интересом Фенимора Купера)…»
В «Записках юного врача» (рассказ «Пропавший глаз»): «Порою нас заносило вовсе снегом… и долгими вечерами я мерил и мерил свой кабинет и жадно хотел газет, так жадно, как в детстве жаждал куперовского „Следопыта“».
В Дневнике Е. С. Булгаковой (7 сентября 1934 года): «Мысль — делать картину из „Следопыта“. М. А. очень любит эту вещь». (Речь о неосуществившемся кинематографическом замысле Михаила Булгакова.)
На этих полках были книги о Пушкине. Книги о Гоголе. О Сухово-Кобылине. 7 апреля 1935 года Е. С. записывает в дневнике: купили «материалы Достоевского». Эту дневниковую запись раскрывает подробнее А. П. Кончаковский: «Достоевский Ф. М. Статьи и материалы. Под
Откройте для себя мир чтения на siteknig.com - месте, где каждая книга оживает прямо в браузере. Здесь вас уже ждёт произведение Последняя книга, или Треугольник Воланда. С отступлениями, сокращениями и дополнениями - Лидия Марковна Яновская, относящееся к жанру Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение. Никаких регистраций, никаких преград - только вы и история, доступная в полном формате. Наш литературный портал создан для тех, кто любит комфорт: хотите читать с телефона - пожалуйста; предпочитаете ноутбук - идеально! Все книги открываются моментально и представлены полностью, без сокращений и скрытых страниц. Каталог жанров поможет вам быстро найти что-то по настроению: увлекательный роман, динамичное фэнтези, глубокую классику или лёгкое чтение перед сном. Мы ежедневно расширяем библиотеку, добавляя новые произведения, чтобы вам всегда было что открыть "на потом". Сегодня на siteknig.com доступно более 200000 книг - и каждая готова стать вашей новой любимой. Просто выбирайте, открывайте и наслаждайтесь чтением там, где вам удобно.
