Теодор Гладков - Менжинский

1925 год провел в Нью-Йорке.

«В конце 1925 года я нелегально перешел финскую границу и прибыл в Ленинград, а затем в Москву, где был арестован… Я прибыл в Советскую Россию по собственной инициативе, узнав… о существовании, по-видимому, действительно серьезной антисоветской группы…»

Пытаясь спасти жизнь, 30 октября 1925 года Рейли написал заявление на имя Дзержинского, в котором изъявлял желание «дать вполне откровенные признания и сведения… относительно организации и состава великобританских разведок… американской разведки, а также лиц в русской эмиграции», с которыми ему, Рейли, «пришлось иметь дело».

Это предложение Рейли было отклонено. 5 ноября 1925 года был приведен в исполнение приговор революционного трибунала от 3 декабря 1918 года.

Так ОГПУ оборвало карьеру «нового Лоуренса», «кандидата в российские наполеоны».

После захвата Рейли, хотя эта операция и осталась в секрете, авторитет «Треста» несколько пошатнулся. Между тем нужда в организации еще сохранялась. И тогда «Трест» вовлек в сферу своей деятельности Василия Витальевича Шульгина — одного из видных деятелей последнего десятилетия старой России. Шульгин, некогда помещик Волынской губернии, депутат Государственной думы и крупный издатель, был фигура некоторым образом историческая — он присутствовал при отречении от престола последнего российского императора Николая Второго.

Убежденный монархист, Шульгин в то же время выгодно отличался от других деятелей белой эмиграции трезвостью взглядов, здравомыслием, известным стремлением вникнуть без злобного остервенения в то, что происходит в новой России. Кроме того, Шульгин был способным литератором.

«Трест» устроил Шульгину «нелегальную» поездку в Советскую Россию. Мистификацией были лишь обстоятельства его поездки (включая «сложный» и «опасный» переход границы) — все остальное никем и ни в чем не инсценировалось. Шульгин получил полную возможность досконально и объективно ознакомиться с реальной советской действительностью.

Отрастивший для маскировки раввинскую (по его собственному выражению) бороду, с паспортом на имя Иосифа Карловича Шварца, Шульгин встречался в СССР я с «подпольем» (разумеется, под наблюдением «Треста») и с настоящими советскими людьми. Об этих встречах, произведших на него огромное впечатление, Шульгин написал книгу — «Три столицы», в которой достаточно объективно рассказал обо всем увиденном. «Три столицы» Шульгина (ее рукопись, конечно, без ведома автора просмотрели заранее и Дзержинский и Менжинский) сыграла большую роль: во-первых, как объективное свидетельство очевидца о жизни в СССР; во-вторых, она повысила пошатнувшийся авторитет «Треста», продлила жизнь чекистского детища на несколько очень важных месяцев, за которые ОГПУ сумело обезвредить еще немало белогвардейских шпионов.

В операциях по поимке Бориса Савинкова и Сиднея Рейли во всем блеске проявились стиль работы ОГПУ, выкованный под руководством Дзержинского, прозорливость руководителей ОГПУ, чекистское мастерство всех участников операций: и тех, кто в тиши кабинетов разрабатывал детали операций, предвидя все неожиданности и случайности, которые могли сорвать задуманный замысел. И тех, кто под видом курьеров «Треста» ездил в Париж, Хельсинки, Выборг, Таллин. И тех, кто сопровождал Савинкова и Рейли при переходе границы. И тех, кто осуществлял арест вооруженных террористов.

20 декабря 1925 года отмечалась восьмая годовщина создания ВЧК−ОГПУ. Подведя итог восьмилетней боевой работе чекистских органов, Дзержинский и Менжинский в приказе ОГПУ № 278 от 20 декабря 1925 года писали:

«Четыре года прошло с тех пор, как упразднена ВЧК. Новый часовой революции — Государственное Политическое Управление стоит на страже Советской страны. Новые условия поставили перед ним задачу новыми методами осуществить охрану революции. Доверие рабочих и крестьян продолжает окружать ГПУ… И изменившиеся условия выдвинули новые задачи. Борьба с экономическими преступлениями, борьба за революционную законность, сохранившую свое значение, борьба со шпионажем и остатками белогвардейщины наполняли содержание работы ГПУ.

Союз Советских Республик продолжает быть единственной страной, где пролетариат стоит у власти. Союз наш — оплот мировой пролетарской революции, как и раньше, является предметом ненависти капиталистов всех стран. И потому существует ГПУ, потому необходимо, чтобы этот часовой продолжал зорко следить за всеми кознями империалистов и их прислужников.

До тех пор, пока у власти продолжают оставаться буржуазные правительства, пока тем самым не исключена возможность нападения на наш Союз, ГПУ — этот верный страж революции — будет оставаться на своем посту.

Дзержинский,

Менжинский».

В самый разгар только что описанных весьма важных событий и Дзержинскому и Менжинскому пришлось высказаться и не только высказаться по одному весьма, как показала жизнь, серьезному вопросу. Речь идет о проповедуемом некоторыми левацкого пошиба юристами классовом снисхождении к преступнику. На основании этой «теории» получила распространение практика освобождения от наказания преступников на том основании, что они пролетарского происхождения. Ясно, что подобный подход мог только дискредитировать органы правосудия в глазах широких масс трудящихся.

Всякое попустительство к лицам пролетарского происхождения, совершившим преступления, неоднократно говорил Дзержинский, неминуемо повлечет за собой развал промышленности и государственного аппарата. Вред и опасность этой теории Дзержинский видел в том, что она выбивала из рук рабочих «лучшее средство борьбы с происками бывших капиталистов — ясное классовое сознание».

Точку зрения Дзержинского решительно поддержал Менжинский. Более того, сам вопрос он посчитал настолько серьезным и принципиальным, что счел необходимым обратиться в ЦКК — РКИ 17 февраля 1924 года с письмом:

«Когда у власти стоит пролетарская партия, когда беспартийные рабочие занимают многие ответственные должности, сам факт возможности условного осуждения к взяточникам, мошенникам, шпионам и прочим только потому, что они пролетарского происхождения, должен восстановить против пролетарской диктатуры всю мелкую буржуазию и крестьянство и тем более сознательных рабочих от станка против извращений пролетарской власти».

Далее Менжинский заявлял:

«Совершенно невозможно, с одной стороны, вести борьбу с излишествами, а с другой — создавать перестраховку от наказания для изобличенных преступников из правящего класса… Это политическая ошибка, которая дает возможность развить бешеную агитацию против рабочих и пролетарской диктатуры».