Повелитель камней. Роман о великом архитекторе Алексее Щусеве - Наталья Владимировна Романова-Сегень

И между Никольским кладбищем и Никольским пределом были еще надгробия – Шабельской в Ницце, Куинджи в Санкт-Петербурге, Столыпину в Киеве, Ленину в Москве… И не только надгробия, а храмы, общественные здания, дома. Сейчас вот вокзал ждет.

– В Москву, в Москву, – расставаясь с Петербургом, басил Щусев на перроне. – Раз одобрили, что ж, построим там Казанский собор.

– Чего построим? – засмеялась жена. – Собор? Его уже здесь построили. И разве мы не вокзал едем строить?

– А я сказал «собор»? Смешно. Вот что значит, привык сплошные соборы строить. Как влез в эту поповскую трясину, так и не могу из нее выбраться. Ну-с, прощай, родной Питер! Прикипел я к тебе душою. Москва, конечно, совсем другая. Город с рваным ритмом, с учащенным сердцебиением. Тахикардичен. Город холериков. Не знаю, уживемся ли мы с Москвой…

– Но в Москве ты построил Марфо-Мариинскую обитель, и город принял ее, – возразила Мария Викентьевна.

– Ну что ж, в Москву так в Москву, – склонил лысеющую голову Щусев и направился в вагон.

Глава шестнадцатая

Московский осман

После приемки нового Мавзолея с его каменной трибуны Сталин и другие руководители страны приветствовали парад и демонстрацию 7 ноября. Щусев стоял рядом с построенной им пирамидой и ждал, что его вновь пригласят на праздничный обед, но никто его не позвал, и он в печали вернулся домой, где теперь и жена слегла с высокой температурой. Через три дня Мавзолей торжественно открыли для посетителей, Алексею Викторовичу прислали приглашение, но сейчас и он разболелся. А когда выздоровел, решил: нечего ждать милостей от властей, искать с ними дружбы, надо с головой нырнуть в работу, как он всю жизнь и делал.

Продолжалось строительство Казанского вокзала. Он уже давно функционировал, но это не мешало Повелителю камней достраивать отдельные части этого грандиозного сооружения. Продолжалось строительство и здания Наркомзема. В нем Щусев позволил себе поиграть в конструктивизм, чтобы показать скептикам, что он может и так, и так. Говорите, я не справлюсь с новомодными течениями архитектуры? Так получите же!

Народный комиссариат земледелия учредили год назад, но для него заранее готовили огромное здание и конкурсный проект Щусева признали лучшим. Здание на пересечении Садово-Спасской улицы и Орликова переулка проектировала его мастерская, куда входили архитекторы Дмитрий Булгаков, Александр Гринберг, Георгий Яковлев и Исидор Француз. Внутренний двор трапециевидной формы окружали три корпуса, каждый по семь-восемь этажей, а сходящиеся к Садовому кольцу и Орликову переулку корпуса объединяла полукруглая башня со сплошными окнами. Много асимметрии, разнообразие выпирающих форм, элегантное решение часовых циферблатов, неожиданные балконы и лоджии – все это заставило скептиков не только умолкнуть, но и ахнуть:

А. В. Щусев. Проект здания Наркомзема

1928

[РГАЛИ. Ф. 3321. Оп. 1. Ед. хр. 178]

– Да этот Щусев нашего Корбюзье может за пояс заткнуть! Зря он раньше не работал в духе авангарда!

Шалить так шалить, и Щусев впервые использовал патерностеры – лифты непрерывного действия, изобретенные в Англии еще в конце прошлого века, но мало где используемые, в основном в Германии и Чехии. В России на них взирали с опасением.

– Страх Господень! – возмущалась Мария Викентьевна. – Ни за что на свете не сяду на такой.

Но Алексей Викторович все равно задействовал диковинку. Патерностеры представляли собой цепочку кабин, которые не останавливались, а двигались параллельными рядами, одни – вверх, другие – вниз, и люди заскакивали в них на ходу. Движение не скоростное, зато не надо ждать, когда приедет с восьмого этажа на первый или со второго на седьмой, подошел и сразу садишься.

А. В. Щусев. Проект Дома Советов в Иваново-Вознесенске

1928

[РГАЛИ. Ф. 3321. Оп. 1. Ед. хр. 178]

– Непрерывность движения, непрерывность работы, это будет задавать тон служащим, – доказывал Щусев, и с ним согласились, утвердили патерностеры, получившие свое название от первых двух слов молитвы «Отче наш» – «Pater noster», поскольку похожи были на католические четки, поставленные вертикально.

Представьте себе художника-реалиста, которому скажут: «Ты не сможешь написать в манере Матисса», а он возьмет, да и назло напишет гораздо лучше знаменитого лидера фовистов. Нечто подобное совершил и Щусев, спроектировав здание Наркомзема, да еще и окрасив его в оранжево-красные тона.

Все три брата Веснины, основоположники советского конструктивизма, прибыли посмотреть на открытие фасада здания и с нескрываемым восторгом и завистью взирали на изящество форм, которое им и не снилось. Явился в своих круглых очочках и Моисей Гинзбург, а с ним все остальные осы – члены Объединения современных архитекторов (сокращенно – ОСА).

Здание Наркомзема

1932

[РГАЛИ. Ф. 3321. Оп. 1. Ед. хр. 178]

– Так я не понял, – сказал Моисей Яковлевич, – где ваша заявка на вступление в наши ряды? Поздравляю! Впечатляет, ничего не скажешь.

– Ашташита-ашташа, – ответил Алексей Викторович.

– Что-что?

– Это мое конструктивистское кредо.

– Как-как? Еще раз повторите.

– Вы все равно не запомните. – И Щусев глянул на сборище конструктивистов с превосходством: мол, а теперь вы попробуйте построить Сергия Радонежского на Куликовом поле.

Заявку на вступление в ряды ос он, конечно, не подал, но в стиле конструктивистов ему понравилось работать, ведь в какой-то мере они отталкивались от его изначального принципа: «Долой симметрию!» Но щусевская асимметрия старалась держать себя в рамках приличия и оттого выглядела не вызывающе и не грубо, а с изящным вызовом.

Ему нравились иные творения конструктивистов – и Дом Наркомфина, и здание газеты «Известия», и многое другое. Но в основном раздражала хамоватость большинства творений архитектурного авангарда, с неприлично выпирающими угловатыми кубами, кричащими формами, призванными навсегда порвать с природной естественностью. Нечто бесстыдное, эпатирующее всем своим видом, а потому – безвкусное, уходящее как можно дальше от принципа: «Во всем должна быть мера».

Но собственный опыт, полученный при проектировании здания Наркомзема, Алексей Викторович оценил по достоинству и в дальнейшем намеревался в своей работе использовать элементы конструктивизма.

Это решение он положил в основу и будущего нового плана реконструкции Москвы. Ведь не зря Сталин намекнул ему, что у советской страны теперь найдутся деньги для осуществления этого плана. Намекнул и раззадорил. Алексей Викторович извлек из ящиков запылившиеся бумаги «Новой Москвы» – проекта, которым он занимался в первые четыре года после революции.

Часто бывает, что мы что-то рассматриваем как временное, а оно оказывается надолго, а порой и до конца нашей жизни.

– Года на два, на три, –