Геннадий Прашкевич - Брэдбери

— Да потому что компьютер не дает нам ничего нового. А потом, купив эту штуку, мы должны купить еще с десяток сопутствующих вещей. А это — сотни и сотни долларов, которые вытягивают из каждого попавшегося на крючок. Вот кто мы: молодые и старые психи, обожающие игрушки!

— А как насчет Бога, Дарвина и всего прочего?

— Я одновременно верю и в Бога, и в теорию Чарлза Дарвина. И то и другое довольно загадочно. Возьмите Вселенную: она была и будет всегда, что в принципе невозможно. Нет ей ни края, ни конца, что выглядит как-то подозрительно. Разве нет? Но факт, что Солнце однажды дало жизнь планетам, потом планеты остыли, пошел дождь — и мы рыбами выползли на сушу из Мирового океана, обрели руки, ноги и стали ходить и бегать, а не ползать. Но как это, скажите мне, в давние времена некое неживое вещество решило вдруг стать живым? В чем тут дело?»

В честь писателя назвали парк в родном Уокигане.

Газета «Los Angeles Times» писала о Брэдбери как о литературной величине первого плана. «Washington Post» утверждала, что теперь уже невозможно представить XX век без его книг. Мальчиком Брэдбери завидовал славе Лаймена Баума, Эдгара По и Эдгара Берроуза, а теперь делил с ними единое культурное пространство — критики, вспоминая их книги, вспоминая книги Джона Стейнбека, Олдоса Хаксли, Томаса Вулфа, непременно вспоминали Рея Брэдбери.

Но в глубине души он оставался ребенком.

Сэм Уэллер запомнил случай, подтверждающий это.

Как-то писатель шел мимо большого магазина игрушек.

На витринах и на полках магазина красовались самые разные машины, воздушные шары, модели самолетов и кораблей, всякие доисторические твари. Брэдбери с детства обожал игрушки, они и сейчас заполняли его кабинет, теснились на рабочем столе. Увидев мальчишек, пытавшихся заглянуть в магазин через толстые стекла витрин, он радушно предложил: «Идемте со мной! Входите же в магазин!» Сам он в детстве непременно воспользовался бы такой возможностью, но эти мальчишки испугались и отбежали в сторону, остался только один, самый, видимо, упертый. «Заходи в магазин», — повторил Брэдбери, но мальчик колебался, а приятели его, отбежав в сторону, презрительно кричали: «Не ходи туда, идем с нами! Там же всё — для маленьких детишек!»

Эти слова резанули Брэдбери по сердцу.

Ты растешь, подумал он, и мир постепенно становится чужим.

В 1990-е годы отношения Рея Брэдбери с издательством Кнопфа разладились.

Боб Готлиб перешел в редакцию еженедельника «Нью-йоркер» («The New Yorker»), а Нэнси Николс, работавшая непосредственно с рукописями Рея Брэдбери, — в издательство «Simon and Schuster». Кнопф теперь предпочитал выпускать книги Рея Брэдбери исключительно в мягких обложках. Это, конечно, давало большие тиражи и приносило прибыль, но Брэдбери не хотел, чтобы его забыли респектабельные читатели. Например, рукопись сказок «Ахмед и забвение машин» вообще почти год пролежала в издательстве без движения.

В конце концов возмущенный Дон Конгдон связался с Лу Аронисом (Lou Aronice), возглавлявшим издательство «Avon Books».

Не без колебаний Брэдбери подписал контракт с «Avon Books», но через пару лет сам признал это издательство лучшим.

В 1996 году в «Avon Books» вышла книга рассказов «В мгновенье ока» («Quicker Than the Еуе»), составленная, впрочем, по старой схеме — примерно треть новых рассказов, остальные — уже выходившие.

И там же вышел сборник рассказов «Вождение вслепую» («Driving Blind»).

Рей Брэдбери добился своего — ни один рецензент больше не называл его бульварным литератором. Он изменился, он встал над собственным прошлым. В сущности, он выиграл у своего собственного прошлого. Критики отмечали высокую насыщенность его диалогов — он давно отошел от привычки pulp-тружеников писать только приключения; к тому же диалоги Брэдбери всегда были живые — он не боялся устной речи, всех этих просторечных выражений. Он никогда не отказывался от грубых слов, всякие эвфемизмы он презирал. К тому же теперь Рей Брэдбери практически не писал фантастику. Мэгги как-то заметила, что многие писатели, достигнув пика в 60 лет, не выдерживают тягот напряжения и возраста и у них, как правило, начинается явный спад.

«Но вот Рей с возрастом пишет все лучше».159

Не все, конечно, соглашались с Мэгги. Были и такие, кто считал, что, начиная со сборника рассказов «В мгновенье ока», Рей Брэдбери уже никогда не достигал своих вершин.

Но работал Брэдбери, как и раньше, каждый день.

Он старался чаще отдыхать, хотя не всегда это получалось.

Несколько раз в неделю он ездил в свой второй (новый) дом в Пальм-Спрингс — это было недалеко, всего часа два езды от Лос-Анджелеса. Там были удобный кабинет, ванная комната, даже бассейн. Здесь он мог, наконец, удобно разместить скопленные за десятилетия богатства — старые книги, афиши, приглашения, рисунки, какие-то комиксы («никому не нужный хлам» — по словам Мэгги), от которых никогда не в силах был отказаться. На стенах висели рисунки старого друга Джозефа Маньяни, семейные фотографии, столы и полки завалены письмами, гранками, полученными из журналов, потрепанными игрушками. На стене среди наклеенных прямо на обои старых рисунков и фотографий, среди почетных дипломов и прочей (на взгляд Мэгги) «чепухи» как самая большая ценность висел конверт, в котором хранилась чудесная прядь волос маленькой Рамоны. «Дэд (отец, так она его называла. — Г. П.), я знаю, ты любишь собирать всякие вещи. Ну так вот тебе еще одна такая вещь — прядь моих волос. Мона».

Мэгги редко бывала в новом доме.

Это тоже очень нравилось Брэдбери.

К сожалению, один он пил больше, чем обычно.

Собственно, он и раньше мог поддержать любую компанию, но теперь прикладывался к бутылке уже в одиночестве. И с удовольствием. И любил плотно поесть, отчего начал выглядеть тяжеловатым.

В конце концов это привело к инсульту.

4 ноября 1999 года Рей уехал в Пальм-Спрингс на своем лимузине, за рулем которого находился давно работавший в семье Брэдбери водитель Патрик Кашурка (Patrick Kachurka). К Патрику, несмотря на его более чем пятидесятилетний возраст, Рей всегда относился снисходительно, даже по-отечески, чуть ли не как к мальчишке. Патрик отвез писателя в Пальм-Спрингс и вернулся в Лос-Анджелес.

Оставшись один, Брэдбери сел за письменный стол.

Он пытался работать, но у него неприятно немели пальцы.

В это время позвонила Мэгги, ей показалась странной некоторая необычная прерывистость речи Рея. Встревоженная, она связалась с младшей дочерью, верной помощницей отца. А Сана, в свою очередь, позвонила отцу из Финикса, штат Аризона, где в то время жила. И ей голос отца показался странным.