Ольга Дмитриева - Елизавета Тюдор

Глава VI

РОЗА ЗИМОЙ

Казалось, королева скорее предпочитает прослыть нечувствительной к боли, чем признаться, что она страдает.

Дж. Клэпем, придворный«Любимый и грозный суверен»

В поисках выразительных символов для своей государыни елизаветинские художники нашли один, довольно искусственный, но изящный: нежная красная роза, увенчанная массивной короной. Он как нельзя лучше передавал ее женственность и в то же время королевское величие. С годами она, быть может, стала терять цвет и аромат, но ее шипы оставались остры, как прежде. Она вся ощетинилась ими, вооружившись против новых веяний и идей, которые несли с собой наступающие времена и которые она не могла и не хотела принять.

Одним из них было усиление пуританских настроений в стране. Пуритане — религиозные радикалы и сторонники введения в Англии «женевской церкви» кальвинистского образца были ее давними оппонентами. Верные подданные, горячо обожавшие свою королеву, они искренне не могли понять, почему она не идет им навстречу и не хочет до конца искоренить «папизм» в англиканской церкви. Ее упрекали и в том, что она не выступает открыто на международной арене как бесспорный лидер протестантского мира, а всегда таится за кулисами, лишь исподволь оказывая поддержку «правому делу», а также в том, что в собственной стране она потворствует «папистам», не принимая против них жестких мер. Елизавете с ее острым чувством политической целесообразности и стремлением к компромиссам эти упреки казались до такой степени нелепыми, что она не считала нужным пускаться в объяснения с профессиональными борцами за веру, но дилетантами в политике. Она ограничивалась резким: ее величеству так угодно. Отмахиваясь от их надоедливых просьб сделать англиканское богослужение скромнее, убрав музыку, процессии, пышные священнические облачения, королева, не углубляясь в теоретические споры, заявляла, что ей нравится слушать орган. За этим легковесным на первый взгляд доводом крылся глубокий смысл. Самый дух ее, чувство прекрасного, эмоциональный строй — все ее существо восставало против подчеркнуто отрешенных от земных радостей кальвинистов, с их доходившим до ханжества моральным ригоризмом. Брызжущая энергия ее ренессансного двора, всей елизаветинской культуры с ее блестящей литературой, театром, музыкой, романтическими рыцарскими порывами была несовместима с унылыми этическими идеалами пуританизма и его убогой эстетикой, вершиной которой оставались черное платье с белым воротничком и стриженные в кружок волосы.

Но даже не эта несовместимость была главной причиной неприятия пуританизма Елизаветой. Настоящим камнем преткновения оказался вопрос о власти — единственный, в котором она не допускала компромиссов. В ее глазах пуритане совершили два непростительных греха.

Во-первых, они подпали под влияние тираноборческих идей. Пусть это произошло в годы гонений Марии Кровавой, когда в стране царил репрессивный режим ее сестры и многие английские протестанты в эмиграции вынашивали и теоретически обосновывали планы убийства королевы-тирана. Для Елизаветы важным представлялось одно: эти люди позволяли себе судить тех, кто поставлен свыше управлять ими, они осмеливались выносить приговор Божьему помазаннику и требовать его смещения или даже смерти. С ее точки зрения, это было немыслимым и чудовищным преступлением, и в этом отношении пуритане ничем не отличались от иезуитов-католиков.

Дочь Генриха VIII, она в полной мере восприняла от него теорию божественного суверенитета и неограниченной власти монарха. Ее авторитет, что бы она ни делала, должен был быть абсолютно непререкаем для подданных. В гомилиях — наставлениях священникам, проповедовавшим перед ее народом в церквах, говорилось: «Могущество и власть королей, их право устанавливать законы, вершить суд, назначать должностных лиц — установление не человеческое, а божественное. Святое Писание учит нас подчиняться прежде всего Ее Величеству, верховной правительнице над всеми, затем ее славному совету и всем остальным благородным людям, магистратам и должностным лицам, которым самим Богом отведено их место… И это величайшее заблуждение, безумие и зло, когда подданные… оказывают сопротивление или поднимают мятеж против государя, любимого и самого грозного суверена и господина…»

Во-вторых, пуритане, быть может, не осознавая этого до конца, проповедовали такую церковь, в которой власти монарха не оставалось места. Они полагали, что церковь должна быть самостоятельна по отношению к государству и руководствоваться в своей внутренней жизни только «Божьим законом», выраженным в Священном Писании, светские же владыки не должны были навязывать ей свои установления. В религиозных общинах Женевы, служивших английским пуританам образцом, давно была устранена иерархия власти внутри духовенства, да и само духовенство как таковое; общинами руководили их выборные члены. В англиканской же церкви все еще сохранялась вертикальная структура власти: на вершине этой пирамиды стоял сам монарх как ее глава, за ним — фактический примас, архиепископ Кентерберийский, затем — епископы, архидьяконы, дьяконы и т. д. В пуританском требовании разрушить эту систему Елизавета увидела вызов собственной власти, самому принципу монархического управления. Наверняка эти люди думали лишь о реформе церкви и более справедливом устройстве ее внутреннего мира, когда предлагали лишить епископов пышных облачений. Их богатые ризы вызывали у пуритан едва ли не большее раздражение, чем сами вельможные иерархи. Но когда между теоретиками пуританизма и англиканства еще только шли споры об облачениях, королева Елизавета уже ясно видела перспективу, к которой приведут предлагаемые нововведения, — «сначала они потребуют упразднить власть епископа, а потом и самого монарха». Потому на все просьбы и петиции пуритан она отвечала решительным «нет», заявляя, что «она — верховная глава церкви после Господа Бога и обладает всей полнотой власти и авторитетом… Она решительно не примет никаких предложений о нововведениях, не изменит ни одного закона, которыми управляется в настоящее время церковь в Англии».

В 1571 году королева издала специальный акт против пропуритански настроенных священнослужителей, чтобы заставить их соблюдать все установленные нормы англиканской службы. Однако радикальное движение ширилось, вербуя новых сторонников даже в высших эшелонах власти: Лейстер, Уолсингем, Ноллис покровительствовали ему в Тайном совете. Успеху пуританской пропаганды в большой мере способствовал рост католической угрозы со стороны Испании. В 1582 году пуритане созвали свой первый синод, где было принято соломоново решение: чтобы не вступать в открытый конфликт с властями, пуританским священникам предписывалось внешне соблюдать англиканские обряды, а втайне совершать службу по кальвинистскому образцу. Елизавета не оценила столь своеобразного проявления лояльности, усмотрев в нем всего лишь лицемерие. Архиепископ Кентерберийский Уитгифт, чтобы противостоять подпольной практике, повелел всем священникам принести присягу и подписаться под несколькими статьями доктринального характера, обязуясь свято следовать традиционным нормам. Отказавшиеся рисковали должностью и саном. На политическом небосклоне барометр предсказывал бурю. Королеву бомбардировали петициями и жалобами на самоуправство архиепископа «Божьи люди», как называли пуритан, она же приняла сторону Уитгифта. Отчаявшись снискать поддержку ее величества, пуритане обратились к другой политической силе — парламенту.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});