Давид Шраер-Петров - Охота на рыжего дьявола. Роман с микробиологами

И вот мы заказываем такси, спешим на аэродром, садимся в самолет, летим до Чикаго, пересаживаемся на рейс до Лас Вегаса и парим над пустыней Невадой. В самолете летят в Лас Вегас участники конференции и заядлые игроки в рулетку, карты, игральные автоматы. Иногда в одном лице совмещается ученый-биолог и азартный игрок. Мы с Милой сидим в трехместном отсеке самолета у окна. Третий с нами — милейший человек, который начал светиться радостью, как будто встретил родственников, когда узнал, что мы меньше года как эмигрировали из России и летим на биологическую конференцию. «Russia! Stoli! Stoli!» — с воодушевлением говорит наш сосед по «купе». И в самом деле, Кевин по курьезному совпадению оказался коммивояжером (теперь так не принято называть торговых агентов или сэйлсменов), заключающим сделки с винными магазинами и ресторанами на поставки и продажу в Америке «Столичной водки». Полнотелая и доброжелательная стюардесса приносит нам три стакана со льдом, три консервных банки с томатным соком, соленые орешки в пакетиках, а Кевин достает из портфеля пятидесятиграммовые бутылочки «Stoli» и наливает каждому. Мы с ним повторяем приятную процедуру еще пару раз. Перед посадкой обмениваемся телефонами.

Мы прилетели в Лас Вегас за день до начала Конференции ФАСЕБ, штаб-квартира которой находилась в огромном отеле «Хилтон», архитектурно напоминающем вставшую на дыбы и замершую в камне и стекле высоченную океанскую волну. Разговорчивый мексиканец-таксист объехал вокруг «Хилтона» и повез нас вдоль широченного поля, засеянного яркой, ничуть не выгоревшей травой несмотря на пустыню и палящий зной. Сразу в конце зеленого поля стояли три или четыре бело-розовых одноэтажных здания колониального испанского стиля, над крышами которых горела надпись «Рамада». Нам дали огромный номер, посредине которого бурлил, как минеральный источник, розово-мраморный бассейн-джакузи. Да, еще одна деталь. У нас не было в то время кредитной карточки. Везде мы таскали наличные. Когда мы получали номер, администратор любезно сказал, что завтраки включены в сервис, а кроме того, нас приглашают ежедневно в 5 часов на «complimentary drink». На всякий случай, в первый день мы воздержались от дринка: не были уверены, что это бесплатное угощение. Поужинали весьма скромно, боясь гигантского перерасходывания командировочных денег. Да, Линда, вручая мне билеты, документы на бронь в гостинице и деньги на питание, предупредила: «Все чеки сохраняйте. Надо будет отчитываться за потраченное. Даже за прохладительные напитки и кофе!» Конечно, мы послушно следовали ее советам, даже слишком послушно. Наутро, перед тем, как я отправился на конференцию (идти было от нашего отеля минут пятнадцать вдоль утреннего поливаемого фонтанами поля), мы отправились завтракать в ресторан отеля. Набрав еду с подносами, мы пытались найти кассу, пока, наконец, серьезный, как генерал, метрдотель не объяснил, что завтраки включены в плату за номер так же, как и пятичасовые дринки. Жить стало проще, жить стало веселее.

Наше расписание состояло из двух неравных половин, что, как я потом убедился, типично для времяпрепровождения участников любых американских или зарубежных научных съездов, симпозиумов или конференций, если ученый приезжает с женой. Конечно, устроители этих конференций предлагают набор экскурсий для подруг участников, но все-таки куда приятнее проводить время вдвоем, что делает такие мероприятия не только научно-полезными, но и эстетически приятными. Интуитивно мы к этому пришли с Милой, начиная с нашей поездки в Лас Вегас. Потом было много других, но эта первая кажется и поныне самой яркой.

Мы завтракали в отеле. Я уходил на конференцию ФАСЕБ. Мила оставалась: гуляла, читала, мечтала о прекрасном будущем. Действительно, после трудного старта все обернулось наилучшим образом. Во всяком случая, тогда так казалось. Я ходил на лекции или доклады, связанные с факторами клеточного роста и лимфокинами. Конечно же, я не мог отказать себе в удовольствии послушать те доклады или углубиться в те постеры, где обсуждались дорогие моему сердцу стафилококки. Пытался заговорить с тем или иным исследователем, работавшим в этой области микробиологии. Но таких было немного. У меня сложилось впечатление, которое подтвердилось потом, что экспериментальная работа со стафилококками выполняется преимущественно фармацевтическими компаниями, разрабатывающими новые антибиотики. Т. е. носит прикладной характер. Мила приходила ко мне на конференцию в «Хилтон», мы перекусывали и шли рассматривать Лас Вегас, главная улица которого под названием Стрип с гигантскими фантастическими отелями и конгломератами супермодернистских скульптур была в двух-трех кварталах от места Конференции ФАСЕБ. Ветер пустыни Невады гулял по Лас Вегасу, перегоняя с места на место множество листовок. Я поднял несколько разноцветных. На всех было почти одно и то же: полуголые девушки демонстрируют свои прелести, заманивая потенциальных клиентов самоироничными и кокетливыми словами: «Мы плохие девочки. Позвоните нам по телефону:…»

Вначале мы просто любовались отелями. Это был город-музей поп-арта, чудовищно безвкусный и необыкновенно притягательный. Наверно, на этом принципе и работают зрелищные гиганты, подобные «Диснею». Потакают вкусам толпы, составляющей основу американского народа. Да, теперь уже и народов Европы, Азии и России. Мы погружались в «Алладин» с его пещерой чудес, во «Дворец Цезаря», окруженный мраморными статуями, «Цирк» с античной ареной, «Фламинго», в названии которого и «классически-балетной» архитектуре угадывалось плавное движение длинношеих и длинноногих розовых птиц-танцовщиц, «Имперский Дворец», бесконечная изогнутая поверхность стеклобетонной стены которого являлась метафорой бесконечности, мощи и лабильности американской системы, «Монте Карло», архитектура которого напоминала знаменитое казино и дворец монагасских принцев, раскинувшийся над Средиземным морем, «Нью-Йорк / Нью-Йорк», вобравший в себя дерзость и стремительность столицы мира, «Сахара» с круглым позолоченным куполом мечети. Как правило, рядом с главным игральным залом, а в каждом отеле было казино, ради которого вся эта роскошь и затевалась, рядом с огромным залом казино находился бар с изумительным джазом. Достаточно было заказать дринк, чтобы слушать и слушать эту музыку нашей молодости, пришедшейся, к счастью, на время «оттепели», конец 50-х — начало 60-х.

Мы вернулись в Провиденс. В лаборатории кончился романтический период, когда каждый новый образец с выраженной активностью rBCGF вызывал необыкновенную радость и вселял надежды на будущие публикации, гранты, поездки с докладами на конференции. Очень скоро моя работа стала рутиной. Правда, рутиной с положительными эмоциями, но — рутиной. Я нарабатывал очищенный rBCGF, мы проверяли эффект этого цитокина на В-лимфоциты, выделенные от здоровых доноров, от доноров с заболеваниями крови, в том числе, лимфомами, а часть образцов посылали в другие лаборатории, с которыми у доктора Шармы установились научные контакты. Жизнь лаборатории катилась по своим рельсам. По пятницам мы все отправлялись в отдел патологии, где Абби проводил конференции. Он был живым, остроумным человеком, щедрым и доброжелательным. Так что конец недели скрашивался роскошным угощеньем и интересными научными докладами, среди которых мне особенно нравились сообщения об экспериментах, выполненных Джоном Морганом. С благодарностью вспоминаю его обстоятельные уроки молекулярно — биологической техники (выделение и очистка ДНК, РНК, техника приготовления гелей для разделения нуклеиновых кислот и белков). У Джона всегда были самые воспроизводимые протоколы, самые проверенные приборы, самая доброжелательная улыбка, когда бы и кто бы к нему ни обратился за технической помощью или научной консультацией. К тому же, мы сошлись с Джоном на страсти к рыбалке.