Александр Житинский - Дневник maccolita. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.

 
				
			Дневник maccolita. Онлайн-дневники 2001–2012 гг. читать книгу онлайн
Он был писатель. Из самых-самых талантливых в Петербурге. В России. В наше время.
А еще он был лирический поэт. Настоящий. Умелый и удачливый сценарист. Неутомимый издатель. Работал, как жил, – быстро. Спеша в будущее. С которым у Александра Николаевича был какой-то необъяснимый постоянный контакт, похожий на дар предвидения.
Самуил Лурье
Он был трудоголик и жизнелюб. Он в совершенстве познал сокрушительную силу смешного и лучше многих и многих понимал бесконечно печальное «над вымыслом слезами обольюсь». Он был мастер. Он умел в литературе все. И как же много умел он вообще в жизни! Организатор литературно-издательского процесса, и еще – меломан-профессионал, самый крутой из рок-дилетантов, и еще – вот странно – абориген Интернета… Он был человеком РЕДКИМ!
Борис Стругацкий
И рок, и интернет были для него не только возможностью переменить работу и жизнь, сбросить старую кожу («Люблю заниматься деятельностью, для которой я не предназначен»), но и шансом на то самое коллективное, радостное, всеобщее преобразование жизни, которым заняты любимые герои его романов.
Дмитрий Быков
КНЯЖНА
Он прекрасен без прикрас,Это цвет любимых глаз.Это взгляд бездонный твой,Напоенный синевой.Николоз БараташвилиДалекая картинаИз дедовских времен:Княжна ЕкатеринаИ колокольный звон.
Из церкви полутемнойДомой спешит легкоКняжна в одежде скромной,А рядом с ней Нико.
О юноша невзрачный,Хромой канцелярист!Зачем с улыбкой мрачнойПером ты чертишь лист?
Зачем стихи слагаешьИ даришь ей тетрадь?Неужто ты не знаешь,Что счастью не бывать?
Не станет ждать поэтаСпокойная княжна.Княжне тетрадка этаПочти что не нужна.
Княжна как бы в туманеПредчувствует в душе,Что с князем ДадианиОбручена уже.
Обречена пылитьсяТетрадка до поры.Ленивая столица,Уснувшие дворы…
Воистину далёкоДо будущих времен.И на горе высокойБелеет Пантеон.
1970Примеч. Николоз Бараташвили похоронен в грузинском Пантеоне.
БАЛЛАДА О ПРИЗЫВНИКАХ
Был вечер на Мтацминде, что когда-тоНико Бараташвили описал.Вдали горело лезвие заката,И к городу Тбилиси вороватоТуман неторопливый подползал.А наверху, в открытом ресторане,У всей столицы древней на видуПлясали палочки на барабане,Дрожали в такт бокалы с «Гурджаани»И пахло яблоками, как в саду.
Семь витязей (почти по Руставели,Вот разве что без шлемов и без лат)Вокруг меня торжественно сиделиИ говорили тосты, как умели,Пока их ждал внизу военкомат.
Был первый тост слегка официален:«За будущую воинскую честь!»На фоне исторических развалинОн прозвучал, но был шашлык наваленВ тарелки, и мужчины стали есть.
И мой сосед по имени Нугзари(На вид неполных восемнадцать лет),Когда отцов и прадедов назвали,Потребовал, чтоб витязи привстали,Старинный соблюдая этикет.
А дальше все смешалось, как в сраженье:Бокалы, рюмки, вилки и ножи…И было тостов вечное движенье,В которых находили отраженьеРазличные достоинства души.
И месяц, показавшись на две трети,Как рог с вином, маячил в облаках.А речи были обо всем на свете…Подумал я: «Нас защищают детиС тяжелыми винтовками в руках».
Поднял бокал Тенгиз ДжавахишвилиИ, на Тбилиси глядя сверху вниз:– За Родину, – сказал он, – мы не пили!– За Грузию! – как эхо, повторилиЗа ним Ираклий и другой Тенгиз.
А Грузия за черными холмамиЛежала, распластавшись перед нами,В туманах над цветущими садамиИ в звездах, словно завязи, тугих.А там, вдали, Россия, словно небо,Где ни один из витязей тех не был,Звала меня, и я подумал: «Мне быСказать о ней…»
Но нету слов таких.
1970Блестящий маркетинг Быкова
10 сентября
В последний день выставки было очень жарко и продажи совсем остановились.
И тут позвонил Быков и сказал повелительно:
– Масса, мы ждем вас в шалмане рядом с павильоном. Немедленно приходите!
Пришлось идти.
Быков сидел в шашлычной в окружении поклонников. Увидев меня, он объявил:
– А вот и Масса! Сейчас мы угостим его мясом!
И залился своим долгим неподражаемым смехом. Он любит рифмы. Пока он смеялся, поклонники разглядывали меня с естественным недоверием.
Быков придвинул ко мне свою тарелку с шашлыком и сказал:
– Ешьте, Масса! Вы совсем исхудали.
Пришлось есть.
Потом Быков прочитал краткую лекцию о творчестве Массы, с коим (и творчеством, и Массой) поклонники были ну совершенно незнакомы, и поинтересовался, как идут продажи.
– Да никак, – честно признался я.
– Сейчас я пойду и продам все ваши книги! – объявил Быков. – Встали и пошли!
Я пробовал возражать, но Быков уже встал и направился к павильону, где находились наши книги.
Поклонники покорно потянулись за ним.
Придя туда, Быков велел нагрузить тележку книгами и сам покатил ее к 57-му павильону. Остальные двинулись за ним, прижимая к груди книги «Геликона», не уместившиеся на тележку.
Быков появился на стенде АСТ с нашими книгами и занял место за стойкой, вызвав изумление сотрудников АСТ. Но перечить Быкову никто не осмеливался.
– Давайте сюда «Государя», – распорядился он.
Ему протянули пачку книг с моим романом.
– Все сюда! – крикнул Быков, потрясая книжкой над головой.
Вокруг него немедленно собралась толпа. В основном доверчивые барышни.
Быков объяснял им, что Масса его старый – к сожалению, очень старый друг и этот роман Быков написал ему в подарок, чтобы поддержать реноме, а также штаны Массе.
Кажется, он уже сам в это поверил.
– Ну посмотрите на меня, – говорил он доверчивой барышне. – Всего 150! Разве я могу лгать?
– Дмитрий Львович, он у нас 250 по прайсу! – пискнул кто-то из сотрудников «Геликона».
– А по нашему, гамбургскому прайсу он стоит 150! – веско возразил Быков.
Барышня поверила, и вот он уже подписывал ей мою книгу.
За полчаса он продал всю пачку по гамбургскому прайсу.
При этом ни словом не обмолвился, что Масса написал и подарил ему роман «Борис Пастернак», за который Быков получил Нобелевскую премию Нацбест, которую мы, конечно, совместно пропили.
Слава
10 сентября
Сегодня сотрудники «Геликона», пряча глаза, рассказали мне, что рядом с дверью издательства с неделю назад появилась надпись:
ЖЫТИНСКИЙ – ЖЫДЯРА!
Её стерли, конечно.
По-моему, это слава.
Михаил Щербаков
26 сентября
Так случилось, что в свое время я прошёл мимо Щербакова, совсем его не знал.
Приоритеты в бардовской песне были такие: Окуджава и Высоцкий (в этом порядке) – очень многое любил и люблю.
Ким, Матвеева – за ними.
Визбор, Кукин, Клячкин – сдержанно и очень немногое.
Галич – абсолютно мимо и тогда, и позже. Удивлялся его популярности. Всё же песня должна быть песней, а не мелодекламацией.
Со Щербаковым в своём исполнении меня впервые познакомил Вадим Смоленский в 2000 году, кажется, и мне понравилось. Попробовал сходить на его концерт в Питере – и обломался. Пение показалось невыразительным, мелодии какими-то недоделанными, алогичными. С текстами, впрочем, все было в порядке.
После этого долго Щербакова не слушал, пока некоторое время назад не скачал «Райцентр» – и вот с этого альбома я «подсел». Сейчас слушаю Щербакова с конца к началу. Конечно, альбомы, где песни аранжированы (прекрасно, кстати), где есть аккомпанемент и все студийные примочки, намного лучше гитарных. Щербаков очень брав, этакий романтизм отчаяния. Он как бы при параде, отдавая честь флагу, стоит на палубе тонущего корабля. В глазах решимость и восторг. И скачущие ритмы. Великолепно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({}); 
        
	 
        
	