Арнольд Гессен - Жизнь поэта

«С трудом я решилась написать тебе: мне нечего тебе сказать, все свои новости я с оказией сообщила тебе на этих днях. Maman сама хотела отложить письмо до следующей почты, но побоялась, что ты будешь испытывать некоторое беспокойство, не получая в течение некоторого времени от нас известий. Это соображение заставило ее победить свой сон и усталость, которые одолели ее и меня, так как мы весь день пробыли на воздухе. Из письма maman ты увидишь, что мы все чувствуем себя очень хорошо. Поэтому я ничего не пишу на этот счет и кончаю письмо, нежно тебя обнимаю. Думаю написать тебе побольше при первой возможности. Прощай, будь здоров и не забывай нас».

Следуя пушкинской оценке письма Натальи Николаевны, мы вправе сказать, что эта ее приписка на письме матери «бестемпераментна»...

В последний день ноября, надеясь все же добраться до Москвы, Пушкин в третий раз выехал из Болдина. Но на 71-й версте от Москвы был задержан в карантине и только 5 декабря прибыл в Москву.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ 

МОСКВА, ЦАРСКОЕ СЕЛО, ПЕТЕРБУРГ 

1831-1832 

«Участь моя решена. Я женюсь...»

И может быть - на мой закат печальный 

Блеснет любовь улыбкою прощальной.

А. С. Пушки н. «Элегия»

Общественное внимание приковано было в 1831 году к политической обстановке в Западной Европе (восстанию в Польше и откликах на него на Западе). Отстаивая свою национальную независимость, Польша подняла знамя восстания против России, польский сейм провозгласил низложение Николая I. В ответ русская армия перешла границы Царства Польского. В эти дни английская, немецкая и особенно французская печать резко выступали против России, а в Париже, у здания русского посольства, состоялась враждебная демонстрация. Во французской палате депутаты призывали свое правительство к вооруженному вмешательству в русско-польские военные действия.

16 августа Пушкин обратился к недругам России с стихотворением «Клеветникам России»:

О чем шумите вы, народные витии?

Зачем анафемой грозите вы России?

Что возмутило вас? волнения Литвы?

Оставьте: это спор славян между собою,

Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,

Вопрос, которого не разрешите вы.

Напоминая Западу о 1812 годе, когда «на развалинах пылающей Москвы мы не признали наглой воли» Наполеона, когда мы «нашей кровью искупили Европы вольность, честь и мир», Пушкин спрашивает:

Иль нам с Европой спорить ново?

Иль русский от побед отвык?

Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,

От финских хладных скал до пламенной Колхиды,

От потрясенного Кремля

До стен недвижного Китая,

Стальной щетиною сверкая,

Не встанет русская земля?

Так высылайте ж нам, витии,

Своих озлобленных сынов:

Есть место им в полях России,

Среди нечуждых им гробов.

Вспоминая, как в 1812 году шли «племена, бедой России угрожая», Пушкин спрашивал в стихотворении «Бородинская годовщина»:

И что ж? свой бедственный побег,

Кичась, они забыли ныне;

Забыли русский штык и снег,

Погребший славу их в пустыне.

Знакомый пир их манит вновь -

Хмельна для них славянов кровь:

Но тяжко будет им похмелье;

Но долог будет сон гостей

На тесном, хладном новоселье,

Под злаком северных полей!

Здесь сказались патриотизм Пушкина, чувство гордости за свою страну, за свой народ.

* * *

А. А. Дельвиг. С рисунка А. С. Пушкина.

Альманах «Северные цветы» на 1832 год. Обложка.

Пушкина 1831 год встретил давно желанным подарком: вышел наконец «Борис Годунов».

«Вот, друг мой, мое любимое сочинение», - написал он 2 января П. Я. Чаадаеву, посылая только что вышедшую книгу.

Послал ее Пушкин еще нескольким друзьям, а знаменитой артистке Семеновой, «единодержавной царице трагической сцены», вышедшей замуж за князя Гагарина, - с надписью: «Княгине Е. С. Гагариной от Пушкина, Семеновой от сочинителя».

«Борис Годунов» был восторженно встречен читателями. Но литературные противники отзывались о нем враждебно, и Пушкин с горечью писал своей приятельнице Е. М, Хитрово: «Вы говорите об успехе «Бориса Годунова»: право, я не могу этому поверить. Когда я писал его, я меньше всего думал об успехе. Это было в 1825 году - но потребовалась еще смерть Александра... чтобы моя трагедия могла увидеть свет. Впрочем, все хорошее в ней до такой степени мало пригодно для того, чтобы поразить почтенную публику (то есть ту чернь, которая нас судит), и так легко осмысленно критиковать меня, что я думал доставить удовольствие лишь дуракам, которые могли бы поострить на мой счет...»

Январь 1831 года принес Пушкину и неожиданное горе: в цветущем возрасте в Петербурге скончался лицейский товарищ и близкий друг его - Дельвиг.

Оба они начинали свой творческий путь в Лицее. Покидая Лицей, Пушкин пророчил другу покой от «бурь злых»:

Любовью, дружеством и ленью

Укрытый от забот и бед,

Живи под их надежной сенью;

В уединении ты счастлив: ты поэт.

Наперснику богов не страшны бури злые:

Над ним их промысел высокий и святой;

Его баюкают камены молодые

И с перстом на устах хранят его покой.

Но буря налетела... Бенкендорф сразил «наперсника богов». Жандармы привели Дельвига в III отделение, и Бенкендорф набросился на него:

- Что ты опять печатаешь недозволенное?

Во Франции разразились тогда революционные июльские события 1830 года, и в «Литературной газете» были опубликованы четыре строки стихотворения французского поэта Делавиня, посвященные памяти жертв революции. Бенкендорф увидел в этом открытое выражение симпатий французским революционерам и добивался, откуда Дельвиг знает песню с призывом: «Аристократов на фонари!» Дельвиг оправдывался тем, что все это пропущено цензурой и «упреки его сиятельства» должны быть обращены не к нему, издателю, а к цензору.