Дети русской эмиграции - Л. И. Петрушева

Из Новороссийска мы сели на пароход «Бруэн» и поехали в Турцию. Когда мы подъезжали к Турции, нас повели в купальню. Потом мы поехали дальше. Когда мы приехали в Турцию, нас отвезли на «Антигону», туда же отвезли Иру Муженкову, и Лену, и Шуру Кац. Там было очень хорошо. Мы жили в доме Ламбридес. Этот дом называли сумасшедшим, потому что там жило много детей. Я и Кира были совершенно свободными, потом мы поступили в Нератовскую школу. В это время школа была в Буюк-Дере. Мне там очень понравилось. Там был очень большой парк. Из Нератовской школы мы приехали в школу, которая называется «Американские друзья русским детям». Там было очень хорошо. Там я очень много шалила. Один раз я была больна свинкой. Когда я проснулась, то услышала плач, оказывается, воры залезли к нам в дом и ранили одного служащего. Его отвезли в Николаевский госпиталь, там он и умер.

Оттуда мы приехали сюда. И сейчас я живу в британской школе для русских девочек на острове Проти. Конец.

Адамс Ирина

Я очень смутно помню начало революции, потому что мне было всего пять лет. Мои родители жили в городе Царицыне. Мой папа был офицером, и ему угрожали большие опасности, и поэтому папа должен был уехать от нас в деревню Дубовку и потом уже выписал нас. Когда мы приехали к папе, пожили там с неделю, один раз к нам пришли большевики, они забрали много драгоценностей и вещей и увели папу и посадили его в тюрьму. Они долго его держали, хотели расстрелять, но потом выпустили. Когда папу выпустили, мы поехали в Царицын. Папе предложили небольшую службу у большевиков, но потом папа возвысился, с папой стали считаться. Воспользовавшись этим, папа старался разорять их армию, и благодаря этому добровольцы стали легко побивать большевиков. Большевики стали отступать, нам пришлось уехать из Царицына. Чтобы не навлечь на себя подозрение, папе пришлось уходить вместе с большевиками. Но папа сказал маме, что он убежит от большевиков. А добровольцы наступали уже на Царицын. На другой день большевики стали отступать. Добровольцы бросали с аэропланов бомбы, и мы спрятались в подвале. На другой день добровольцы взяли Царицын, и мы опять перешли в дом. Вскоре приехал папа, и мы поехали в Кореновскую. В Кореновской мы прожили недолго и оттуда поехали в Новороссийск. В Новороссийске мы жили в вагоне до тех пор, пока не поехали в Турцию. Папа с мамой долго хлопотали, чтобы получить визу. Наконец мы ее получили и приехали на пароходе «Борис» в Константинополь. Нас высадили на остров Халки. Там мы прожили три года.

Я сначала нигде не училась, но потом открылась школа и детский сад. Я поступила в младший приготовительный класс, и, когда школа закрылась, я была уже во втором классе.

С острова Халки мы поехали в Константинополь. Мама узнала, что на острове Проти есть гимназия, и она стала хлопотать, чтобы меня приняли туда. Наконец меня приняли. Мне сначала понравилось, потому что все для меня было ново. Но потом меня стало тянуть домой, я плакала, но потом свыклась и уже живу тут целый год.

Осталась еще неделя до отпуска; как раз сегодня суббота, я сижу и пишу эти воспоминания. Я написала, но, когда посмотрела и прочла, мне совсем не понравилось. Я пошла к Вере Павловне, она дала мне бумагу, и вот я уже пишу как следует.

Топчий Наташа

Воспоминания 1917 года

Мы жили хорошо. Когда началась революция, то папа уехал, а мы остались сами. Нам было очень скучно. К нам приходили большевики. Когда папа уехал, то большевики хотели убить маму, но им не удалось. Однажды, когда пришли к нам большевики и спрашивали меня, где твой папа, но я говорила, что я не знаю, где мой папа. Тогда они поставили меня к стенке и хотели убить меня. Тогда пришел еще один большевик и сказал, зачем вам пугать девочку, может, она и не знает ничего. Тогда они отпустили меня, а сами сделали обыск и ушли. Мне тогда было 9 лет. Я жила в это время в деревне. К нам приходили большевики, они разграбили все наше имущество. Один раз, когда пришли к нам большевики и хотели переписать наше последнее имущество, но мама не хотела, потому что у нас уже не было чего переписывать. Мы не хотели пускать их в комнату, закрыли дверь на крючок. Они стучали и смотрели в окно, но мы спрятались в комнате и ничего не отвечали. Я спряталась под кровать, а мама, брат и сестра за ширмою. Тогда большевики сломали дверь и вошли к нам в комнату. Они очень кричали на нас. Они осмотрели все то, что было у нас, но не переписывали ничего.

Один раз ночью, когда мы спали, нам бросили в дом бомбу и разбили 11 окон; бомба была брошена не в спальню, а в столовую, в столовой стоял стол, стулья, и на одном стуле стоял самовар. Когда мы уходили из столовой вечером, то самовар стоял на стуле, а когда пришли посмотреть утром, то самовар стоял на полу, а стол вверх ногами. Когда бросили бомбу, все двери раскрылись от ее взрыва; она нам не повредила, а только сделала большую дырку в полу.

Однажды, когда мама ездила за хлебом, к нам пришли большевики, мы их испугались и пришли в ужас. Но все ж таки мы не пустили большевиков в комнату, настояли на своем.

Мы получили от папы первое письмо на Новый год. После этого мы стали писать папе и получали от него. Папа слал нам посылки, но мы не получали. Папа слал нам деньги и писал письма, чтобы мы ехали в Константинополь. Потом мама получила паспорт на выезд в Константинополь. Мы приехали в Одессу на поезде, а из Одессы мы поехали в Константинополь. В Одессе мы были один месяц. Потом был пароход, и мы поехали в Константинополь; ехали одну неделю. Когда мы приехали, нас папа снял с парохода.

Я прожила в Константинополе один месяц и поступила в эту школу, здесь я живу 7 месяцев. Сначала мне было скучно, а теперь я привыкла и живу хорошо и жду Пасху.

2 класс

Зук Л.

Когда мы жили в Смоленске, там был госпиталь, папа был старший врач; госпиталь находился почти