Александр Иванов - Неизвестный Олег Даль. Между жизнью и смертью

Из своих сокурсников чаще всего я вспоминал Даля с Игорем Галинским, которого уже нет с нами. Немножко меньше — с Юрой Дульцевым. Возвращались в памяти к Олегу Ивановичу всегда с улыбкой, с юмором, со светлой печалью: «А Олег Иванович нам по этому поводу такое бы сказал — не знали бы, что и делать!»

А если серьёзно, то попали-то мы все в ситуацию — далевскую, только при другой температуре плавки. Да простится мне здесь высокий стиль, но нам было далеко до ощущения пылающего сердца Даля, погружённого в лёд окружающей жизни.

В своей режиссёрской практике многие из нас порой ощущают, что Даль бы сыграл. Эх, сюда бы Даля! Потому что всё, в общем-то, крутится вокруг проблемы героя, и у каждого, конечно, свой герой. Но: «Ах, сюда бы актёра типа Даля!» — звучит как присказка. Причём, это не только в кино, но и в театре, я думаю. Вот в этом точка пересечения с Олегом Далем дня сегодняшнего. Как выясняется, ничего случайного в жизни нет — всё закономерно. В этом, наверное, и надо искать наше пересечение с Далем, а не впрямую: чему он научил нас, а чему — нет.

Всё, что было после Даля, было после Даля. Так же, как и в режиссуре: всё, что было после Алова, было после Алова.

Собственно говоря, мастерская наша закончилась со смертью Александра Алова. Было две вехи у нас в мастерской: смерть Даля, которая потрясла нас, но и привела в состояние «боксёрской стойки», а вот когда умер Алов — тут мы как ученики осиротели совершенно, оказавшись один на один с миром…

Я думаю, что тем ребятам, которых вёл после нас Владимир Наумов… Не хочу сказать о них ничего плохого, но им даже непонятны те проблемы, которые ставил перед нами Александр Александрович. А такое явление, каким был Олег Даль, дало нам потрясающий «заряд» и своим присутствием, и своим уходом.

Москва, 27 ноября 1998 г.

Часть V

Жизнь не по порядку

Эдуард Церковер

Завещание Актёра

Смотришь фильмы с Олегом Далем, проникаешься его щедростью, яркостью, взрывчатостью, добрым озорством и снова думаешь: что имеем — не храним.

Я полюбил Олега Даля бескорыстной зрительской любовью с первого дня, как увидел. Картину «Мой младший брат» по аксёновскому «Звёздному билету» рецензенты, естественно, «размазали по стене», и это стало первым соприкосновением Даля с последовательной позицией тех, кто оценивает и решает. После много было у него поводов для творческой радости и бытового отчаяния: играл он прекрасно, но это «не замечали», в лучшем случае упоминали вскользь. «Рядовые» зрители по всей стране обожали его стрелка-радиста из «Хроники пикирующего бомбардировщика» и не сомневались, что лихие строчки «…он любил летать со свистом задом наперёд» сочинил сам актёр. Людям стал близок и дорог его Женя Колышкин («Женя, Женечка и «катюша»»), люди начинали улыбаться, едва возникал на экране его несравненный Солдат («Старая, старая сказка»). Даже знатоков-киноведов озадачил и заворожил многоплановой сложностью и парадоксальной мудростью его Шут в «Короле Лире», и было ещё с полсотни кинематографических, телевизионных и театральных работ, не сплошь победительных, но всегда дававших пищу уму, сердцу и профессиональному анализу; было двадцать лет в искусстве, прожитых словно в порыве самосожжения, но он так и не сподобился получить звание заслуженного артиста республики, хотя другие рядом и вокруг быстро становились «народными» и лауреатами.

И в этом его судьба схожа с судьбой Владимира Высоцкого. Обоих не терпело всяческое начальство шестидесятых — начала восьмидесятых годов. Одному просто не давали сниматься, другого замалчивали, при каждой возможности наказывали. И, конечно же, обоим — никаких знаков официального признания.

Наверно, такая, в сущности, травля полезна художнику. Его душа рвётся в страданиях самолюбия и становится всё уязвимее, болезненнее, а значит — всё острее воспринимает каждый аспект творчества, всё тоньше реагирует на заданное артистом самому себе. Полезная травля, но она разрушает сердце творца. Читая сейчас дневники Олега Даля в журнале «Театр», наблюдаешь этот беспощадный процесс в «лабораторных условиях». И вновь с невыносимой болью осознаёшь: что имеем — не храним.

Как он сыграл Ваську Пепла в «На дне» на сцене театра «Современник»! Такого Пепла прежде не было. И вряд ли будет такой ранимый, такой нежный вор Пепел, для которого актёр нашёл в себе всё лучшее, чем смог наделить. Как он сыграл сэра Эндрю Эгьючика в «Двенадцатой ночи»! И, может быть, даже наверняка появятся на наших экранах новые Печорины в разных ипостасях, но кто видел Олега Даля в телевизионном представлении «По страницам журнала Печорина», тот будет сравнивать новых с ним, одновременно спорным и несомненным.

Ему не прощали ни единого шага в сторону. Отказался от предложенных съёмок — отлучить на три года от киностудии! Попытался внести в театральную роль неожиданный (да, непривычный, эпатирующий, но, по сути, логичный) штрих — тут же взыскание, персональное дело, разбор на общем собрании! Он был предельно неудобен руководителям: он думал, и если подчинялся, то не сразу. Он не заискивал. Не был готов на всё, лишь бы дали рольку. С годами становился всё более замкнутым, ощетинившимся иглами самозащиты, всё реже улыбался на людях. Впрочем, он не контролировал себя: улыбаюсь ли и сколько улыбаюсь, не чрезмерно ли? Нет, ему было тошно, горько, одиноко.

Ничего этого я, репортёр еженедельника «Неделя» и редактор тамошнего отдела новостей, не знал. Мне просто было по душе всё, что он делал. Давно собирался попросить Олега Даля об интервью, но считал, что у него «в запасе вечность», успеется, нужен повод — новая интересная работа в кино или в театре. И вот вечером в понедельник, 12 января 1981 года, посмотрел по телевизору первую серию «Приключений принца Флоризеля» с Далем в заглавной роли.

Остросюжетная, изящно сделанная, с долей блестящей иронии лента, в основе — рассказы Стивенсона, значит, никакой главный редактор не обеспокоится возможными «фигами в кармане» в следующих сериях «Флоризеля»… Нужно просить интервью немедленно, встретиться завтра же, и тогда именно в нашем еженедельнике будет самый оперативный отклик на премьеру. Звоню домой артисту:

— Олег Иванович, добрый вечер. «Неделя» надеется на интервью. О «Флоризеле» и вообще о жизни.

Его не часто просили об интервью. Поэтому лишь после долгой паузы он сказал:

— Я простужен, не выхожу из дома. Вы сможете приехать ко мне?

В моём голосе, тоне ответов он не мог не почувствовать предельно благожелательное отношение к нему, поэтому вдруг очень добродушно и немножко смешно стал объяснять, как его найти на Смоленском бульваре. Очень просто, словно мы давно знакомы, рассказал, как к нему доехать, в какую сторону идти от метро.