Братья Нобели - Федор Юрьевич Константинов

Безусловно, Альфреда очень беспокоило состояние здоровья престарелой матери, и он регулярно напоминал в письмах Аларику Лидбеку, чтобы тот не забывал проведывать Андриетту. «Твоя матушка в таком добром здравии, в каком только можно пребывать в ее возрасте, и душевные силы ее почти не убывают», – писал в ответ Аларик после сочельника 1888 года.

Но одновременно самым преобладающим чувством, постепенно захватывающим все существо Альфреда, стал страх перед приближающейся смертью, который начал снедать его сразу после кончины Людвига. «Временами я чувствую в себе большую слабость, предвестник того, что я приближаюсь к закату жизни. Посему береги то недолгое время, оставшееся до того, как я отправлюсь в самое краткое, но и самое долгое путешествие», – писал он Софи в январе 1889-го.

3 марта того же года Альфред обратился к своему финансовому советнику в Стокгольме Карлу Эбергу и попросил его справиться у адвоката относительно подходящей формы завещания. «Я седой, с истрепанным нутром, и должен подумать и подготовиться на случай моей кончины», – пояснил он Эбергу. Правда, вслед за этим он поспешил пояснить, что речь отнюдь не идет о том, что он болен какой-то скоротечной неизлечимой болезнью и врачи уже вынесли ему приговор. «Что касается завещания, я думаю об этом лишь потому, что это следовало бы сделать давным-давно. Нам неведомо, когда мы отправимся в Хаос, а чувство долга требует от нас подготовиться на случай как запланированных, так и непредвиденных обстоятельств», – написал он в следующем письме Эбергу.

К этому времени Альфреду Нобелю и в самом деле нужен был адвокат, но совершенно для других дел.

Глава пятая

Хождение по душевным мукам

Ни один смертный не способен хранить секрет. Если молчат его губы, говорят кончики пальцев; предательство сочится из него сквозь каждую пору.

Зигмунд Фрейд

Альфред, похоже, понятия не имел о том, что еще в 1888 году на основе декрета об усилении надзора за проживающими во Франции иностранцами парижская полиция установила за ним наблюдение, которое вывело на лабораторию и полигон в Севране. Рапорт ищеек вызвал такую тревогу у начальника парижской полиции, что он поспешил послать его копию министру внутренних дел. Среди прочего в рапорте сообщалось, что Нобель, очевидно, тайно производит в Севране взрывчатые вещества – так как на территории дома все время гремят взрывы, а несколько раз они были настолько сильны, что в соседних домах взрывной волной выбивало стекла. Господин Нобель, правда, тут же оплачивает соседям весь понесенный ими ущерб, но при этом ни с кем из них не общается, а кроме взрывов с территории его усадьбы время от времени слышны выстрелы, и при этом, помимо регулярно бывающего в доме инженера Ференбаха, к нему постоянно приезжают какие-то люди, причем, судя по всему, по большей части не французы.

Понятно, что подобная информация просто не могла не вызвать интереса у все сильнее страдавшей шпиономанией тайной полиции Франции. В январе 1889 года начальник тайного сыска отдал приказ собрать дополнительную информацию о деятельности подозрительного шведа и выяснить, есть ли законные основания для его высылки за границу.

Так на свет появилась папка с выведенной на ней надписью «Дело 126. НОБЕЛЬ, Альфред». Папка эта, как выяснила Ингрид Карлберг, совершила поистине головокружительное путешествие. В 1940 году, после падения Парижа, немцы перевезли архив французской тайной полиции в Германию, откуда весной 1945 года он был доставлен в Москву, где и хранился вплоть до 1992 года, после чего был возвращен на родину.

Всего в личном деле Альфреда Нобеля оказалось 33 документа общим объемом 75 страниц. Первый рапорт о нем был подшит к делу комиссаром по особо важным делам Мореном 5 февраля 1889 года и содержит самые общие сведения, уже хорошо известные читателям этой книги. Но вот второй рапорт, датированный 23 февраля и озаглавленный «Дело Нобеля», уже куда интереснее. В нем открыто высказывается предположение, что «швед Альфред Нобель пытается украсть секрет бездымного пороха Поля Вьеля», для чего он пытается переманить к себе работников соседнего порохового завода. Работники Нобеля в Севране время от времени мистическим образом исчезают на несколько дней, что «может быть истолковано так, что они пытаются уничтожить все, что может их скомпрометировать в случае обыска».

И далее: «Вчера, 22 февраля, я собственными ушами в течение нескольких часов слышал грохот, словно целый батальон солдат вышел на учебную стрельбу». Далее ищейки выяснили, что пробные испытания, причем, видимо, не только из стрелкового, но и артиллерийского оружия проводятся в Севране постоянно, даже в выходные и праздники. Затем они попытались тайно допросить сотрудников Нобеля, но эта затея провалилась. Зато выяснилось, что отец одного из работающих в лаборатории Нобеля молодых людей сам работает на государственном пороховом заводе. После этого комиссар дал приказ любой ценой получить информацию от сотрудников Нобеля, которым – теперь он в этом не сомневался! – «был дан приказ молчать и скрываться».

Наконец, после немалых усилий агентам полиции удалось разговорить четырех женщины, нанятых, чтобы рубить ружейный хлопок. Две из них состояли в родстве с юношей, работающим в лаборатории, и почти все оказались близкими родственницами сотрудников государственного порохового завода, рапортовали агенты. Объяснить это тем, что завод был главным работодателем в Севране и на нем работало почти все население городка, полицейским, естественно, и в голову не пришло. Вместо этого они направили в тайную полицию следующий доклад: «После таковых подробнейших расспросов и тщательного анализа мы лично уверены, что господин Нобель активно стремится производить взрывчатые вещества для военных целей; в пользу этого говорят постоянные испытания и различные виды стрельб. Однако мы считаем также, что он устроился в Севран-Ливри для того, чтобы по возможности разнюхать про порох “Лебель”. Близость к этому государственному заводу, подбор сотрудников, тайные поездки, несмотря на то, что они ощущают за собой слежку, – все это убеждает нас в этом предположении».

В отдельном письме комиссар по особо важным делам Морен рекомендует информировать Военное министерство о подробностях происходящего, «чтобы прекратить такое положение дел, столь опасное для национальной обороны».

* * *

Парадоксальность сложившейся ситуации заключалась в том, что Альфред на самом деле отнюдь не собирался скрывать от французов, что занят в Севране разработкой бездымного пороха. Скорее наоборот: он был заинтересован в том, чтобы именно французы стали одними из первых его покупателей (правда, наряду с немцами, англичанами, русскими и всеми прочими). Согласно известному израильскому историку науки Йоэлю Бергману, еще в 1888 году Нобель сообщил в Военное министерство Франции о своих изысканиях, предложив себя на роль будущего поставщика такого пороха, и в декабре того же года военный министр Шарль де Фрейсине направил Альфреду официальное письмо с просьбой прислать его ведомству образцы баллистита.