Петр Чайковский - Ада Григорьевна Айнбиндер

тогда ученик Санкт-Петербургской консерватории, в имении их общего друга Алексея Голицына писал увертюру «Гроза». Впоследствии Чайковский стал близко общаться с Кондратьевым в 1870-е годы, часто гостил в его имении Низы, встречался с Николаем Дмитриевичем в Европе. Кондратьев имел семью, но при этом параллельно жил достаточно бурной гомосексуальной жизнью. И вот он оказался смертельно болен и уже в мае довольно плох. Находясь в таком состоянии, Кондратьев захотел видеть Чайковского.

Петр Ильич отправился в Петербург. «Я нашел своего больного друга Кондратьева в отчаянном положении. Вид его произвел на меня невыразимо тяжелое впечатление, в два месяца он до того изменился, что осталась только какая-то тень прежнего. Дни его сочтены, и надежды нет, по словам доктора, никакой, хотя болезнь может еще тянуться довольно долго. Он страшно обрадовался моему приезду, и почти плачет, когда я говорю, что скоро нужно уехать. Так как мое присутствие ему очень приятно (хотя и не нужно), то я теперь колеблюсь насчет назначения дня моего выезда. Однако ж надеюсь в скором времени уехать, если бы я остался здесь очень долго, то эта жертва дружбе была бы просто не по силам мне. На меня так сильно и болезненно действует все это, что я чувствую себя совершенно расстроенным, плохо сплю и испытываю вообще сильное нервное расстройство»[658], – писал композитор в письме Надежде фон Мекк.

Пробыв несколько дней у безнадежно больного друга, Чайковский уехал в Москву, откуда отправился в длинную поездку: «…сегодня я уезжаю в дальнее путешествие <…> Еду я в Нижний Новгород, оттуда по Волге до Астрахани, отсюда в Баку и по железной дороге в Тифлис. Я выбрал этот путь потому, что уж давно мечтал проехать пароходом по Волге. Мне придется ехать на пароходе “Александр II”, который считается лучшим волжским пароходом»[659].

Проплывая по Волге, Петр Ильич посетил Нижний Новгород, Казань, Симбирск, Сызрань, Хвалынск, Вольск, Саратов, Камышин, Царицын, Астрахань. В письмах он неоднократно описывал увиденное, с удовольствием и подробно он рассказывал о своих волжских впечатлениях в письмах родным и друзьям:

«Путешествием своим по Волге я очень доволен. Не то чтобы в своем течении Волга-матушка представляла изобилие красивых местностей, – открывающиеся с обеих сторон виды до крайности однообразны. Холмистый, иногда покрытый лесом правый берег и совершенно пустынный левый – вот и все. По временам села и города, но, впрочем, очень редко; весьма часто встречные пароходы, баржи, лодки – всего этого как раз достаточно, чтобы не слишком скучно было человеку, ищущему развлечений. Но русскому человеку, привыкшему к обширным горизонтам, к ширине и ровным линиям пассажа, доставляет неизъяснимое наслаждение сама матушка Волга, величественно и спокойно катящая, на пространстве в несколько верст в ширину, свои желтоватые волны к морю. Я совершенно влюблен в эту божественную, чудную реку и способен был бы целое лето плавать по ней взад и вперед, но только под одним условием – на своем пароходе, в одиночестве»[660]; «Действительно, “Волга-матушка” есть нечто грандиозное, величаво-поэтическое. Правый берег горист и представляет часто очень красивые ландшафты, но, конечно, в этом отношении невозможно и сравнить Волгу с Рейном или даже Дунаем, Роной и т. п. Не в берегах красота, а в этой безграничной шири, в этой массе вод, неторопливо, без всякого бурления, а спокойно катящихся к морю»[661].

На шестые сутки пути Петр Ильич был в Астрахани. Здесь он пересел на пароход, а затем «…в самом устье на морскую шхуну “Каспий”. В первую ночь была такая качка, что Петя-миля струсил и считал себя погибающим. Теперь ветер стих совершенно. Вечером приедем в Баку».

В этой части путешествия с композитором случился очередной курьез, который композитор записал в своем дневнике, а также с его слов вспоминал Модест Ильич: «Петр Ильич так ловко устроился в знакомстве со спутниками, что никто не знал, кто он такой. И вот, однажды, на импровизированном музыкальном вечере пассажиров первого класса, Петр Ильич вызвался аккомпанировать какой-то любительнице, которая при пении его же романса делала ему замечания насчет неправильности аккомпанемента и при робком возражении Петра Ильича отвечала, что она лучше знает, “потому что сам Чайковский проходил эти романсы с ее учительницей”. Другой пассажир в этот же вечер рассказывал Петру Ильичу, “как Чайковский так восхищался тенором Лодием в партии Орлика[662] в “Мазепе”, что в уборной рыдал на его плече»[663].

28 мая композитор прибыл в Баку. В городе он пробыл всего сутки, ожидая поезда в Тифлис, куда должен был отправиться по недавно построенной железной дороге. Заселившись в гостиницу, композитор сразу отправился смотреть Баку, о чем написал в дневнике: «Пошел один погулять. Базар. Михайловский сад. Все выгорело. <…> Чтение газет. Цирк. Оттуда в сад. Опять цирк. Домой. Спал ничего себе»[664]. Наутро Петр Ильич разбудил слугу Алешу и вместе они отправились смотреть на добычу нефти: «Ездил в Балханы (где нефть добывают) и видел этот сущий ад кромешный, в котором, не говоря о нефтяных фонтанах, целые нефтяные реки, нефтяные озера, нефтяной воздух, нефтяные люди. Ей Богу, – это совершенный кошмар, грандиозный и поражающий»[665].

На следующий день Чайковский уже был в Тифлисе у брата Анатолия. Из Тифлиса Петр Ильич вместе с братом, его семьей, а также приехавшими Модестом Ильичом и его воспитанником Колей Конради отправился в Боржоми – местечко, расположенное в долине реки Куры в Боржомском ущелье между Месхетским и Триалетским хребтами, окруженное хвойными лесами, знаменитое на весь мир своими минеральными источниками. Здесь композитор провел 25 дней, принимал курс лечения: «Волновался перед визитом доктора. В 10 был у него. Он постукивал и прощупывал, причем местами больно было. Нашел, что печень зашла куда-то, куда не следует. Сейчас же начал пить воды»[666].

В Боржоми Петр Ильич находил время для работы – занимался своей Четвертой оркестровой сюитой «Моцартиана» и, конечно, очень много гулял: «Красота прогулок, их обилие и разнообразие превосходят все, что можно вообразить. Главная прелесть всех прогулок есть обилие тени и чудный, пропитанный смолистыми испарениями воздух. Кроме всевозможных красот, есть в Боржоме минеральные воды, отлично организованные, а ванны так даже просто роскошные»[667].

В эти дни Петр Ильич получил сообщение о состоянии Кондратьева. В письме Мекк композитор сообщал: «Консилиум докторов нашел, что воды Ахена могут продлить его жизнь на несколько месяцев. Вчера пришла от него телеграмма, в которой он умоляет меня, если есть малейшая возможность, ехать к нему. Я не могу не исполнить воли умирающего человека и поэтому принял решение бросить свое лечение и с первым пароходом отправиться в Батум, Одессу, Дрезден, Ахен»[668].

6 июля Чайковский выехал из Боржоми,