Александр Гольденвейзер - Вблизи Толстого. (Записки за пятнадцать лет)

Когда я вошел, Л. Н. сказал:

— У вас вид лучше, или наружность обманчива?

Я сказал, что второе вернее.

Александра Львовна сказала мне:

— Мне нужно вам кое‑что рассказать.

Когда я подъезжал к Ясной, я видел хромую даму или девицу, которая подходила к усадьбе. Во время обеда раздались под окнами со стороны сада (она стояла на каменном балконе) крики:

— Л. Н. дома? Хозявушки, можно видеть Л. Н.

Душан Петрович вышел и, вернувшись, сказал, что она хочет видеть Л. Н. Л. Н. рассмеялся и сказал:

— После принятия пищи. Вы не знаете этого? — спросил он Никитина и рассказал ему анекдот про армянина. — Ну, сыграем! Только вам скучно со мной играть, — сказал Л. Н. мне.

Он пошел к даме, а я — к Никитину советоваться о своем здоровье.

Потом мы играли в шахматы. Сыграли три партии. Л. Н. одну выиграл. Сначала сидела Софья Андреевна и разговаривала с Марией Николаевной, потом все ушли. Я спросил Л. Н. об его отъезде к Черткову.

— Я собираюсь, да Софья Андреевна нынче в очень дурном духе. Но я непременно поеду. Мне ничто не мешает. Не знаю, как Саша. Она хотела с Никитиным поговорить. Если она не поедет, я с Булгаковым поеду.

Снизу раздавались гитара, балалайка, веселый смех Александры Львовны (Никитин нашел ее здоровье удовлетворительным, и это ее подбодрило), песни… Мы кончили играть. Л. Н. пошел к себе. Я на всякий случай стал прощаться и сказал ему:

— Я рано уеду нынче.

— Нет, посидите. Мы еще увидимся. Я туда вниз приду.

Я пошел вниз. Пришел С. Д. Николаев и отправился ко Л. Н. Внизу Душан Петрович плясал вприсядку. Было очень мило. Потом заставляли всех по очереди петь народные песни. Трубецкой пел миланские, Душан словенские и венгерские. Дальше все стали отказываться. Очередь дошла до меня. Я сказал, что петь не могу и свое уже отыграл на фортепьяно. Никитин стал просить сыграть. Я сказал, что еще третьего дня всем надоел.

Александра Львовна сказала:

— Я Александра Борисовича никогда не прошу. Это Жули (Ю. И.Игумнова) всегда приставала. Вот пусть Дмитрий Васильевич попросит, — прибавила она не без ехидства.

Я сказал, что немного поиграю, и попросил привести свою лошадь. Александра Львовна пошла ко Л. Н. и, вернувшись, сказала:

— Как папаша обрадовался!

Я стал играть (мелкие пьесы Шумана и Шопена). Л. Н. пошел за Софьей Андреевной, и Александра Львовна побежала за ним. Вернулись без нее…

Потом среди игры он опять сказал:

— Подождите, я схожу за Софьей Андреевной.

Но она опять не пошла…

Л. Н. удивлялся аккомпанементу Fis‑dura’Hoft прелюдии Шопена. Я сказал, что это действительно замечательно написано.

Л. Н. сказал мне:

— Вы это удивительно сделали.

Потом (в угловой комнате) я спросил Александру Львовну, что она хотела мне рассказать.

Оказывается, Л. Н. утром сказал Софье Андреевне, что он просит, чтобы черкеса в Ясной больше не было. Слово за слово, началась истерика и т. д.

Софья Андреевна положительно доведет Л. Н. до болезни, если не до смерти.

Л. Н. был у себя. Мы с Александрой Львовной в маленькой гостиной говорили о поездке к Чертковым. Л. Н. вышел и спросил:

— О чем вы?

— Мы по поводу поездки к Чертковым.

— Ну, что ж, ты едешь?

— Не знаю, папа. Никитин не позволяет.

— Да тебе там все устроят.

— Ну, всего нельзя. Он мне разные веши посоветовал.

— Это пустяки. Он милый, но я ничему этому не верю. Вот, как мама. Я не говорил с ней. Она так раздражена нынче. С ней нельзя ни о чем говорить. Ты завтра скажи, когда можно будет, если она будет в лучшем духе, что ты едешь со мной.

— Если я скажу, что я еду, еще хуже будет. Я все дело только испорчу.

— Я думал, ты скажешь, чтобы вообще заговорить о поездке.

Л. Н. подошел к своей двери и прибавил:

— Мне показалось, что это она… А если ты не поедешь, мне Булгаков поможет. Он все равно поедет.

Я спросил:

— Вы надолго поедете?

— Я так писал Черткову: от недели до двух.

— Если я буду здоров, я непременно на день — два приеду.

— Вот хорошо!

— Вы с Анной Алексеевной приезжайте, — сказала Александра Львовна.

— Я поиграю там.

— Они и так будут вам рады, — сказал Л.H., — Владимир Григорьевич вас очень любит.

Я сказал:

— Мне очень скучно не видаться с Владимиром Григорьевичем. Я так привык зимой часто видать его.

— Да, я так рад, что вы с ним близки.

Вышли в столовую. Л. Н. спросил:

— Угостить вас черникой?

— Нет, я спешу, а то я сказал, что рано приеду и боюсь, что жена будет беспокоиться.

— Ну, прощайте, спасибо за удовольствие. Я, может быть, завтра к вам заеду.

Николаев сказал:

— А в Телятенки, говорят, приехал актер N.

— Ну вот и кстати, — сказал Л. Н. По поводу приезда N. Л. Н. сказал:

— Удивительно, как в народе распространяется интерес к драматическому искусству. Я нынче еще получил письмо: он в поле работает, а потом спешит на репетицию.

Никитин сказал:

— Помните, Л.H., около Крёкшина, в Голицыне, там постоянно играют.

— Как же, там ведь, кажется, и N. играл.

— Это он приезжал один раз, а там постоянно устраивают спектакли. Л. H. сказал:

— Это могучее средство, и главное, непосредственное. Здесь нет умствования, как в теперешнем интеллигентском искусстве. Тут непосредственное действие. И здесь или самое настоящее, или уж никуда не годится.

Я заметил, что это орудие сильное, но обоюдоострое.

— Совершенно верно! Тем важнее им пользоваться.

— А что, Л.H., — спросил я, — вы не работали больше над своей пьесой?

— Нет, бросил. Мне все не нравится она.

Потом он спросил меня:

— Мне показалось, что вам не понравилось?

— Нет, Л.H., мне только показалось, что она не кончена.

— Я довольно много поправлял потом. Кажется, можно сделать… Ну, прощайте.

Я уехал. Мне рассказывали, что Николаев, два раза возобновлявший в этот вечер спор со Л. Н. о праве, снова стал с ним спорить. Л. Н. взволновался и довольно резко сказал ему:

— Вы все твердите: стриженый, бритый, и не слушаете, что я вам возражаю.

Два года С. Д. Николаев тщетно старается убедить Л. Н. в разумности и необходимости понятия «право». Пора увидать, что это невозможно и примириться с тем, что он в этом вопросе не согласен со Л. Н.

8 июня. Утром пришли за мной от Чертковых и сказали, что приехал N. Я не мог пойти. Булгаков отправился в Ясную, чтобы сообщить об этом Л.H., надеясь, что он приедет сюда, тем более что он говорил мне, что собирается. Булгаков вернулся и сказал, что Л. Н. нездоров. Дима был утром в Ясной и рассказывал, что Л. Н. спал до одиннадцати часов.