П. И. Бирюков - Греческий мудрец Диоген

– Зачем вы подошли ко мне? – сказал им Диоген. – Что вам от меня нужно? Я не вас звал, а людей; а их-то между вами я не вижу.

А раз было так: он днем зажег Фонарь и пошел с ним по улицам города. Ходит, во все закоулки заглядывает, будто чего-то ищет. Остановили его и спрашивают: «Чего ты ищешь?» Он с грустью ответил: «Я ищу человека». – С тех пор и пошла поговорка, когда хотят сказать: «редкий человек, другого такого не найти», про него говорят: «такого человека днем с Фонарем не сыщешь».

Когда же насмехались над ним и ругали его, он часто остроумным словом останавливал насмешку и обращал ее на того, кто хотел над ним посмеяться.

Один плешивый человек стал ругать его на площади и насмехаться над ним. Диоген сказал ему:

Я на тебя не сержусь, но хвалю твои волосы за то, что они ушли с такой плохой головы.

И во многих других случаях он удивлял своею проницательностью и умом.

Его спросили раз: «Какие есть на свете самые кровожадные звери?» – Он отвечал: «В горах и лесах – львы и медведи, в городах – откупщики и доносчики».

Раз Диоген просил милостыни у одного богача, но тот отказал ему. Кто-то из видевших это и знавший, что Диогену нередко отказывают, спросил его: Почему это некоторые люди охотно подают милостыню калекам и нищим и отказывают мудрецам?»

– Должно быть оттого, – ответил Диоген, – что эти люди боятся сами стать калеками и нищими, но знают, наверное, что мудрецами они не станут никогда, а потому и не жалеют их.

Диоген зашел к богатому человеку на пир; ему налили там большой кубок вина. Диоген взял его и вылил на пол. И хозяин, и гости напустились на Диогена, зачем он даром погубил столько дорогого вина. Диоген отвечал им на это. – «Если бы я его выпил, оно так же погибло бы, да еще и меня бы попортило. А теперь оно погибло, не причинив мне вреда».

У греков было в обычае награждать того, кто вышел победителем на скачках или в кулачном бою, – лавровым венком. Раз в собрании народа Диоген надел на себя такой венок. Это было нарушением Закона и обычая, и многие стали ругать его за то, что он преступает закон.

– Почему же другим вы надеваете венки, а мне не хотите позволить носить его? – спросил их Диоген.

– Потому что ты не победитель, – отвечали ему.

– Разве вы не знаете, что я тоже победитель, – сказал Диоген. – Вы награждаете победителей на скачках и в кулачном бою, но ведь там борются из-за корысти и честолюбия. Я же без этих низких целей победил гораздо сильнейших врагов во имя правды. Я в самом себе победил рабство и завоевал свободу; я одолел гнев и позор; пересилил болезни, жадность и страх, наконец, я победил самое опасное и неприступное животное, лукавое и гордое, я победил «наслаждение».

Много сохранилось таких рассказов и метких слов Диогена. Здесь приведены только некоторые из них.

Как Диоген защитил невинного

Лежал раз Диоген под деревом, скрываясь от зноя, и размышлял о жизни. И видит, идет к нем человек. Сначала досадно стало Диогену. «Помешает он моему любезному занятию», подумал так про себя – и устыдился. – А какое я право имею, – сказал он себе, – досадовать, что ко мне гость идет? Разве гость может знать, что мне сейчас не хочется говорить с ним? Ах ты, Диоген, Диоген, сын Ицессия, много еще тебе, дураку, учиться надобно!»

Он часто так останавливал себя, когда ему в голову приходила какая-нибудь скверная мысль.

А человек, между тем, подошел ближе, здоровается. Это был Клиний, богач н кутила. Доставалось таким людям от учителя. Знал он, скольких слез стоило их веселье.

– Как поживаешь, Диоген? – спросил Клиний.

– Ничего, живу понемножку, – отвечал Диоген.

– Я хочу е тобой посидеть.

– Садись, коли другого дела нет.

– Да вот же и нет другого. Ах, нет, забыл, есть дельце: надо бы в город на площадь идти.

– Зачем?

– Да там сегодня одного человека, ни в чем не повинного, засудит хотят. А жена его вчера ко мне приходила, защиты просила. Я того человека хорошо знаю.

– Так что ж ты думаешь?

– Да так, не охота. Вчера пообещал, а сегодня раздумал.

– Как раздумал? Как не охота! Ведь человек-то погибнет.

– Ах, Диоген! знаешь, я вчера был на пиру у приятеля, ну, выпил лишнего, теперь с похмелья голова как чужая, мысли путаются, никуда я не годен. Да, вчера она меня разжалобила, так умильно просила. С ребятишками двумя приходила. Пожалей, говорит, их-то, ведь по миру пойдем, как отца засудят. И ребятишки захныкали к матери прижались, – даже меня слеза прошибла. И баба такая пригожая. Ну, слаб человек, я ей того, намекнул, что от тебя, мол, сударыня, зависит. Так нет, озлилась. – Прощай, говорит, не поминай лихом. А нам, говорит, видно, судьба такая, помереть придется.

– Что ты, Клиний, опомнись! – вскричал Диоген. – Неужели в такое время, когда пред тобой мать с малыми детьми плакала, ты об этаком деле подумал?!

– Ну, ну, ты все меня учить хочешь, а мне теперь совсем не до этого. Пойду, погуляю, тут у меня приятель живописец: такую мне картину пишет, что просто загляденье! Не хочешь ли, Диоген, и ты посмотреть? Пойдем со мной!

– Нет, брат, спасибо, ты у меня все нутро повернул, теперь у меня из головы не выйдет эта семья. Подумай, Клиний, легко ли?

Богач ушел, а Диоген остался сам не свой; ребятишки плачущие, за отца просящие, так и стоят перед глазами, покоя не дают.

«Эх, бедняга, – думает он, – не пойти ли мне попытаться защитить его? Хотелось бы пособить, да на одном хотении далеко не уедешь. Я не начальник судьям, знакомства не вожу с ними, на меня и не посмотрят… Нет, все-таки пойду, попытаюсь!»

И пошел Диоген в город. Приходит на площадь, суд еще не начинался. Увидал он одного из судей, подошел к нему и попросил рассказать, в чем состоит дело.

– Да, жаль человека, – сказал судья: – ни за что пропадает. И вина-то вся выеденного яйца не стоит.

– Что же он сделал?

– Да были у него деньги казённые на храненье сданы. Человек он твердый, честный, зря не швырял ими. Ну, забрала одного человека на него зависть: захотелось ему погубить его. Пришел к нему с Фальшивой запиской от управы; в записке говорилось, что требуются деньги по казенной надобности. Тот по простоте и отдай, а деньги-то в трубу улетели. Тут другие приятели выискались, давай казну поверять – не хватает, – ну и засадили его, сегодня покончат.

Еще жальче стало Диогену несчастного.

«Что моей силы хватит, буду отстаивать, – сказал он себе. – Иной раз, как начну говорить, у меня хорошо выходить».

Начался суд. Привели заключённого. Он стоит, робеет, слова выговорить не может; чует, что не ради правды собрался суд, что помешал честный человек разбойникам. Не уйти воробью от стаи коршунов.

Обсудили дело судьи и, для порядка, вызвали защитника.