Джон Робисон - Посмотри мне в глаза! Жизнь с синдромом «ненормальности». Какая она изнутри? Моя жизнь с синдромом Аспергера

Ознакомительный фрагмент

В какой-то степени можно сказать, что раньше осознать секрет общения мне мешали взрослые. Взрослые – едва ли не все члены нашей семьи и родительские друзья, – сами заводили со мной разговор. Если я отвечал невпопад, они никогда мне этого не сообщали. Они просто подыгрывали, подхватывали мою тему. Поэтому общение со взрослыми не научило меня вести связную беседу, – ведь они приспосабливались ко мне, а я приспосабливаться не учился. Дети же от реплик невпопад приходили в бешенство или обижались.

Как нормальные дети обучаются вести связный разговор, знакомиться, заводить беседу? Они учатся, видя и слыша то, как на их слова реагируют сверстники. А в моем мозгу просто не было такой настройки. Прошло много лет, и я, уже взрослым, узнал, что дети-аспергерианцы не улавливают общепринятые социальные сигналы. Они не распознают многие жесты и выражения лица. Я знаю, что сам этого точно не умел. Я распознавал только резкие реакции, а к тому времени, как кто-нибудь реагировал резко, было уже слишком поздно.

Благодаря новообретенным познаниям, я вскоре обзавелся друзьями – познакомился с сестрами Мейерс, соседками напротив. Звали их Кристина и Лайза. Еще я познакомился с мальчиком по имени Ленни Персичетти, он жил через пять домов от нас. Мы сколотили дружную компанию, играли в лесу в прятки и строили крепости. Мы болтались у гаража за нашим домом, где также ошивалась шайка из ребят постарше. Вместе с новыми друзьями я облазил все окрестности, впервые в жизни исследуя окружающий мир со сверстниками, без родителей. Мы с Ленни отыскали в дебрях местного парка заброшенные замки и какие-то развалины и остатки таинственных механизмов. Вокруг было полно интересностей – знай изучай.

В то лето мы стали Большими. Мы были свободны. За нами никто не приглядывал, и мне это нравилось, потому что я внезапно оброс знакомствами и больше не был один. А потом случилась еще одна неожиданность.

– Джон Элдер, у меня будет малыш! – объявила мать.

Я не знал, что сказать. Интересно, кто родится, сестра? Я надеялся, что брат. Что хорошего в маленькой сестре? Куда лучше брат. Да, младший брат! Для меня! Тогда мне всегда будет с кем поиграть.

Мать все поправлялась и поправлялась, и я уже слышал, как шевелится у нее в животе младенец. Я и восторгался, и волновался.

В день, когда мать родила, приехал ее брат Мерсер и сидел со мной, пока родители были в больнице. Мне не терпелось увидеть брата, и дядя Мерсер отвез меня в больницу. Брату было всего несколько часов от роду, когда мне его показали.

– Кристофер Рихтер Робисон. Какой прелестный мальчик!

– Хочешь подержать его? – предложила мать, прижимая малыша к себе. Он был крошечный, гораздо меньше, чем я ожидал.

– А он вырастет? – спросил я. Вдруг малыш – карлик?

– Когда ты родился, ты был таким же, – объяснила мать. Верилось с трудом, но, раз я когда-то был таким маленьким, значит, и брат, наверно, все-таки вырастет.

Брат был весь красный и почти не открывал глаза. Мать вручила его мне. Я думал, он будет брыкаться, как кошка или собака, когда ее берешь на руки, но он ничего такого не делал. Он был такой маленький и так запеленут в одеяло, что мне казалось – я и держу только одеяло. Совсем, совсем непохоже на то, когда держишь собаку или кошку и чувствуешь их тяжесть. Мой личный младший брат, вот это да. Я был в восторге, но старался этого не показывать, а то еще отберут малыша.

Брата привезли домой завернутым в желтое одеяло, и мать сразу переложила его в кроватку в дальнем углу комнаты. Я вошел и ждал, что будет, но брат ничего не делал. Я приблизился к кроватке и стал смотреть на него. Иногда он тоже взглядывал на меня, но и только. В основном он спал. И он был симпатичный.

– Осторожно. Когда берешь его, нужно поддерживать ему головку, – объяснила мать. Я прижал брата к себе, чтобы он не упал. И все время боялся, как бы у него не сломалась шея – я вывел из материных слов, что она может сломаться. Но ничего такого не случилось.

Я посмотрел брату в лицо.

– Скажи что-нибудь. Умеешь? – спросил я.

Он засопел.

– Это ты так разговариваешь? – я ткнул его в нос, потому что видел – мать и отец так с ним делали. Брат завопил. Я поспешно стал качать его на руках. Он замолк и снова засопел.

– Буду звать тебя Сопелкой, – сказал я ему. Теперь у брата было имя.

Я собрал из конструктора высокий подъемный кран и поднес к кроватке. Потом стал перекладывать кубики с пола в кроватку. Я надеялся, что Сопелка с ними поиграет, но он просто таращился на них, и все.

– Смотри, Сопелка, это кубики для тебя, – сказал я. Сопелка смотрел, как я поднимаю кубики и роняю их на пол.

– Смотри, я построил для Сопелки кран! – сказал я матери. Я ревновал, потому что теперь она тратила все время на Сопелку, а раньше она никогда меня не игнорировала.

– Очень мило, Джон Элдер. – Мать подошла к кроватке и посмотрела на кран и похвалила его. Я даже показал ей, как поднимаю кубики, и она меня сфотографировала. Но мать почему-то очень заботило имя брата.

– Его зовут не Сопелка, а Кристофер. Или Крис. Запомни, пожалуйста.

Мать еще не поняла, что я никогда не буду называть брата Кристофером или Крисом. Я и сам еще этого не знал. Но у меня почему-то не ладилось с именами, если только я не выдумывал их сам.

Потом я привел друзей – показать им брата.

– Смотрите, это мой брат. Его зовут Сопелка.

На друзей это произвело впечатление – ни у кого из них не было новорожденного брата. Правда, я пока не мог добиться от Сопелки ничего интересного, но я знал – он вырастет и тогда будет что показать. Я все равно им гордился.

Прошел год, и теперь Сопелка уже кое-что умел. Что-то он освоил сам, а чему-то его научил я. В год с ним было еще нечем заняться, но я знал – у него есть скрытые возможности. А родители между тем снова стали ссориться, еще больше, чем раньше, и поговаривали о переезде. Мне было жаль, что Сопелка пока еще маленький и с ним толком не поговоришь – разговаривать-то можно, но он ведь не отвечает.

– Твой отец ищет постоянное место учителя. Мы присматривались к двум школам – в Остине, штат Техас, и в Амхерсте, это Массачусетс, – сказала мне мать.

Отец искал постоянное место вот уже несколько лет. И разговаривала со мной теперь в основном мать. Отец молчал.

И он опять начал ожесточаться. Теперь он пил какую-то штуку под названием херес. Я попробовал – и тут же выплюнул. Не представляю, как ему могло нравиться поглощать это пойло стакан за стаканом. Отец сидел в одиночестве в кухне и пил херес, и чем ближе к вечеру, тем он делался злее. Я уже усвоил, что вечером от отца надо держаться подальше.

Ни в Амхерсте, ни в Остине я никогда не бывал. Но из книжек уже знал, что в Остине водятся ядовитые змеи и ядовитые же ящерицы в руку длиной. А еще там жара и сушь. «Давай поедем в Амхерст», – сказал я матери. Родители согласились.