Угловы. Семья врачей. Век Добра и Любви - Эмилия Викторовна Углова

– Нет, нет, нет!

Какое-то долгое время, может быть, с полгода, они не виделись. Работали в разные смены и на разных территориях. Кроме того, у Владимира был отпуск, и он уезжал к родителям в город Сталино.

Знакомые уговаривали маму выйти замуж за Владимира, объясняя это тем, что ей легче будет жить, да и у «органов» она не будет на виду, перейдет под другую фамилию. Мама об этом и слышать не хотела. Говорила: «Как можно выходить замуж без развода, при живом муже?» «Но тебя легко разведут, если захочешь, сейчас это просто делается», – настаивали сотрудники. Раньше всем, у кого мужья в заключении, даже предлагали развод.

Мама заколебалась. Любви к Владимиру она не испытывала, но как человек он ей нравился. Цельный, порядочный, трезвый. Вокруг него было много молодых, свободных женщин, а он выбрал ее, старше на 4 года, замужнюю, с ребенком. Но как же Виктор? Может быть, он вернется, а она с другим, как же тогда? Виктор написал, что, наверное, не вернется, что будет дальше, неизвестно, а жизнь идет – и очень трудная жизнь. У нее нет защитника, нет никакой опоры, да и посоветоваться не с кем. Фатовых теперь нет, да и не знает она, где они. Бывшие друзья остались там, откуда она переехала. Мама ее, Анна Алексеевна, говорила, что по этому очень судьбоносному вопросу совет дать не может: «Решай сама, как тебе сердце подсказывает и разум». В таких раздвоенных мыслях и сомнениях она пребывала долгое время.

Владимир приехал в разгар лета и сразу появился у мамы с большим букетом цветов.

– Все, больше я ждать не могу. Я люблю тебя, очень скучал и понял, что нам нужно быть вместе!

Мама молчала и была в смятении.

– Завтра я приду к тебе. А ты приготовь паспорт и свидетельство о браке, – сказал Владимир и ушел.

Мама понимала, что она может переступить порог дозволенного, некую неосознанно ощущаемую нравственную черту. Она это не только понимала, но и чувствовала, так как очень любила Виктора, моего отца. Вспоминала первое с ним знакомство, встречи, внимание и заботу к ней с его стороны, со стороны его доброй, умной матери. Как он носил к морю каждое утро больную дочку и благодаря ему девочка выздоровела и уже начинала говорить слово «папа». Он был счастлив, пел ей песни, играл на скрипке колыбельную Моцарта:

Спи, моя радость, усни,

Глазки скорее сомкни…

Дочка не хотела засыпать, вставала в кроватке и тянулась ручонками к отцу, а он пел и играл до тех пор, пока она не закрывала глазки.

И потом вдруг, неожиданно, в их квартиру вторглись страшные, мрачные люди в черных кожаных куртках. Они перерыли все книги, все рукописи его. Нашли эти троцкистские статьи и брошюры, что-то кричали оскорбительное. А потом увели его в темную, непроглядную осеннюю ночь.

Мать, Надежда Ивановна, стояла на пороге дома в наброшенном на плечи халате, расстроенная, и плакала. Мама даже плакать не могла, она ничего не понимала. Что это все значит? Надолго ли ушел муж? Ночь. Безмолвие. Слышен только шум колес отъезжающего черного ЗИМа. Туманная и луговая сырость. На западе у горизонта вставала темно-лиловая опара туч. Посредине над землей ярко высвечивался Млечный Путь. Сорвалась и стремительно скатилась к горизонту падучая звезда.

Растерянная мама вошла в дом. В кроватке плакала разбуженная шумом дочка. Мама взяла ее на руки, подошла к свекрови, но слов утешения не смогла найти. Потом ходила в прокуратуру к следователю. В школе ее не трогали: такие случаи, как у нее, уже часто повторялись, да и как преподаватель она была на хорошем счету.

Теперь, вспомнив все это, она достала портрет мужа, моего отца, поставила его перед собой и расплакалась:

«Прости, дорогой мой, я не предаю тебя, мне просто очень трудно жить, я могу не выжить. Если мы с тобой встретимся, я тебе все-все расскажу, и ты поймешь меня, поймешь, что я иначе не могла поступить, и простишь меня».

Утром пришел Владимир, взял ее свидетельство о браке с Виктором и быстро ушел. «Что теперь будет со мной? – думала мама. – Простится ли мне этот грех?»

Мама была комсомолка и в Бога не верила. В школе и в институте ее учили, что религия – это дурман для народа. Но где-то в глубине своей беспокойной души, она каким-то шестым чувством ощущала, что все это не так и что человек может быть наказан за несправедливые поступки Высшим судом.

Любовь к музыке я унаследовала от отца. Эту фотографию с шутливой подписью он подарил моему дяде Леониду Федоровичу Заварзину

Анна Алексеевна, моя бабушка, ничего не могла ей посоветовать, у нее все в жизни было иначе, в семье все было стабильно. Стабильна была и суровая жизнь в бедности и в болезнях, из-за которых умерло у нее много детей. Но теперь ей было многое непонятно в этот безнравственный, безбожный век. Вокруг поступали все, как кому угодно. Может быть, Тамара будет счастлива, и бог простит ее?

На следующее утро Владимир пришел с большим букетом алых роз и большой коробкой.

– Открой коробку и быстро переодевайся, – сказал он, загадочно улыбаясь.

Мама открыла коробку и вытащила оттуда платье из жоржета небесно-голубого цвета с разбросанными по нему стеблями белых ландышей. Мама засмотрелась на такую красоту. Впервые у нее такое красивое платье. Она надела его, взяла из букета семь красных роз и пошла с Владимиром в неведомое будущее.

Глава 2. Отчим

Владимир был счастлив. После двух лет беспокойства и тревог наконец любимая женщина была с ним. Его мало беспокоило то, что он разорвал ее брачное свидетельство с Виктором. Главное, что он получил новое, свое свидетельство, о том, что она – Тамара Заварзина – стала теперь Тамарой Якубенко. Его только смущало, что Тамара не говорила ему о любви, и вспоминал, как однажды она даже сказала ему, что не любит его, а любит своего Виктора. От этих воспоминаний он мрачнел и какое-то время ходил грустный. Но Владимир был оптимистом и не давал себе подолгу тосковать, отгонял тревожные мысли и утешал себя тем, что он постарается сделать все от него зависящее, чтобы Тамара его полюбила и была счастлива с ним. Он помогал ей во всем, ходил на рынок, покупал продукты,