Человеческий фактор - Ишмаэль Джонс

Он придумал, как можно сделать так, чтобы автомобили, которые будут использоваться в попытке спасения и которые в противном случае будут слишком высокими, чтобы поместиться в вертолеты, стали ниже к земле за счет снижения давления в шинах. Он рассказывал нам об этом так, словно миссия по спасению заложников была успешной, а не катастрофой века, которая помогла сместить президента и выставила Америку бессильной в глазах ее врагов.

По его словам, во время пребывания во Вьетнаме он заплатил банде погонщиков слонов, чтобы те сообщали ему разведывательную информацию. Эти люди путешествовали со своими слонами, что-то слышали и видели, поэтому он придумал бамбуковую палку с радиоприемником, с помощью которого они могли передавать сообщения. Когда он впервые дал бамбуковую палку погонщикам слонов, они выглядели обеспокоенными, и объяснили, что тот вид бамбука, который он принес, растет только в Южном Вьетнаме и покажется подозрительным людям на севере. Ему пришлось потрудиться, чтобы достать им нужный сорт бамбука. Несмотря на правильный бамбук, вьетконговцы в конце концов что-то заподозрили и убили всех погонщиков слонов, а заодно и всех их животных.

— Смысл этих историй, — сказал он, — в том, чтобы показать, что сотрудники должны быть готовы к самым разным действиям.

Проговорив без пауз почти два часа, в течение которых мы с женой хранили полное молчание, он наконец сверился с часами, извинился и ушел.

Собеседование было окончено. Несмотря на то, что я чуть не промахнулся с шефом, через несколько дней я получил указания явиться в Вашингтон для начала курса обучения.

2. Тренировочные дни

Два месяца обучения уместились в один год.

Аноним

На время обучения нам дали вымышленные имена. Несмотря на то, что это были бросовые псевдонимы, предназначенные только для курса подготовки, они прижились, и мы, как правило, использовали их среди друзей и коллег в Управлении на протяжении всей своей карьеры. Меня прозвали Ишмаэлем. Моя новая группа, преисполненная энтузиазма, начала свое великое приключение, собравшись в одном из кабинетов в малоэтажном офисном здании в районе Вашингтона, округ Колумбия. Это была учебная «конспиративная квартира», специально выбранная для того, чтобы никоим образом не быть связанной с Государственным департаментом, и поэтому, предположительно, обеспечивающая лучшую маскировку для обучения сотрудников, которые не будут работать под дипломатическим прикрытием.

В первые дни обучения к нам приходил психолог и рассказывал о психологических и личностных тестах, которые мы проходили перед поступлением. Он сказал, что нас выбрали потому, что эти тесты показали в нас смесь экстраверта и интроверта. Мы могли хорошо работать с другими людьми, но в то же время были способны проводить длительное время в одиночестве. Я спросил его о некоторых странных вопросах теста, таких как «Следят ли за вами?» и «Хотите ли вы иногда причинить вред другим?», — мне показалось, что они слишком явно предназначены для отсеивания сумасшедших; конечно, никто не будет настолько глуп, чтобы отвечать на них утвердительно. Он ответил, что некоторые люди действительно верят, что за ними следят, а некоторые действительно хотят навредить другим. Такие люди не находят в подобных вопросах ничего необычного, поэтому, хотите верьте, хотите нет, но они отвечают утвердительно.

Психолог также объяснил, что Управление стремится отсеять всех, кто верит в беспрекословное повиновение, потому что наша работа потребует от нас нарушения многих иностранных законов. Нам придется руководствоваться нашим заданием и нашими суждениями, а не правилами чужой страны.

— Нам нужны люди, которые сомневаются, — сказал он, — люди, из которых получились бы плохие охранники концлагерей.

В тот первый официальный день учебы нас поприветствовал Роджер, сообщив:

— Это лучший класс, который у нас когда-либо был.

Я предположил, что за его отсутствующими пальцами, должно быть, скрывается бомба, заложенная киллером, или схватка с террористом на ножах.

— Нет, — ответил Макс, один из моих новых одногруппников. — Он потерял их из-за газонокосилки.

Наш старший инструктор, Гарри, приветствовал нас на курсе, сообщив при этом:

— Этот класс значительно превосходит предыдущие, он гораздо более высококвалифицирован.

Большинство выступавших вслед за ним также поздравляли нас с тем, что мы гораздо более квалифицированы, чем предыдущие учебные группы. Все выступавшие подчеркивали, что Управление стремится отказаться в своей деятельности от использования посольств, и что мы представляем будущее ЦРУ.

Первая неделя оказалась «адской неделей», по жестокости намного превосходящей отжимания и издевательства в лагере морской пехоты. Каждый день по десять часов к ряду, с редкими перерывами, мы сидели в спертом воздухе конференц-зала, разумеется, с задернутыми шторами, пока череда сотрудников Управления рассказывала о себе, своей повседневной жизни, своих мнениях и чувствах, а также о своих прошлых заданиях. Каждый выступающий приходил с опозданием, что не имело особого значения, поскольку предыдущий оратор обычно еще не заканчивал говорить. Никто из выступающих не пользовался записями и никак не организовывал свои выступления. Они приходили, брали чашку кофе, садились и монотонно разговаривали. Я написал записку своему одногруппнику Максу, попросив объяснить, о чем идет речь. Он ответил: «Добро пожаловать в стиль публичных выступлений Управления. Самый высокопоставленный парень в комнате говорит столько, сколько хочет, а парни рангом пониже сидят и слушают». Это было мучительно.

Познакомившись со своими новыми одногруппниками, я узнал, что мой путь в Управление был необычным. Большинство новых сотрудников приходили на работу через личные связи или через «слепые объявления» — газетные объявления о приеме на работу в неназванные компании, ориентированные на людей с опытом ведения международного бизнеса, изучения иностранных языков и зарубежных поездок. Работа в Управлении была для меня патриотическим долгом, поэтому к такому способу найма я относился настороженно. Респонденты слепых объявлений приходили в ЦРУ не из чувства долга; в основном это были безработные, ищущие работу. Мой одногруппник Йона, высокий рыжеволосый мужчина, ответил на объявление вслепую и описал весь процесс.

— Представьте себе, что я почувствовал, когда узнал, кто стоит за этим слепым объявлением! — сказал он. После приема на работу Йона сначала работал референтом в штаб-квартире.

Макс, однако, был завербован из военизированного подразделения Управления и называл себя «мордоворотом»[10]. Вид у него был по-армейски суровым, на голове он носил стрижку «под ежик». Он не подходил под типичный профиль человека, который много путешествует и говорит на иностранных языках, но он был уверен в себе и имел большой опыт работы в Управлении. У нас было схожее военное прошлое, и вскоре мы подружились.

Учитывая их предыдущую работу в ЦРУ, Макс и Йона знали свое дело. Я попросил их высказать свое мнение о полиграфе. Мой собственный экзамен занял почти целый день. Макс ответил: