Человек в шинели - Фёдор Андреевич Третьяков

Высота выдерживала адские удары авиабомб, разрывы снарядов и мин. На израненную землю ежедневно падали тысячи пуль. Изуродованная траншеями, скальпированная бомбами и снарядами, утыканная по обоим скатам минами — нашими и немецкими, — высота упрямо горбилась на виду у всех. Противные стороны знали: кто владеет ее вершиной, тот находится в выгодном положении — контролирует на много километров впереди лежащую местность. Поэтому высота 173,1 была ареной ожесточенных боев.　

Март 1944 года стоял холодный, ветреный. Днем окопы и блиндажи заливало водой, а по ночам еще держались морозы и сковывали подтаявший снег. Пехотинцы в траншеях мокли, мерзли и часто простуживались. Командиры меняли подразделения на переднем крае, отводили в тылы. В наскоро построенных землянках и блиндажах солдаты отогревались у железных печурок и маленьких костров.　

В тот памятный мартовский день позиции на высоте 173,1 еще с ночи занял стрелковый батальон капитана Дмитрия Дергачева. Участок на вершине был большой, а на нем окопался только взвод младшего лейтенанта В. Жиронкина. Чем могли, усилили взвод: на фланговых скатах расположились два расчета ПТР, в удобной седловинке у самой вершины поставили два противотанковых орудия, а чуть в стороне — «максим». Были заминированы также скаты высоты.　

Конечно, эта было жидковато для защиты высоты, но больше выделить было нельзя. Полк, как и вся дивизия, занимал широкую полосу по фронту. Ночь прошла тихо и относительно спокойно. Только немецкие ракеты да одиночные пулеметы напоминали о том, что гитлеровцы рядом.　

Но чуть забрезжил рассвет, противник обрушил на высоту всю мощь огня и металла. Ударила артиллерия, потом налетели бомбардировщики. Казалось, что высота не выдержит этого адского смерча, расколется пополам, земля загорится, а защитники высоты погибнут в огненном котле.　

Не успела утихнуть артиллерийская канонада и отгреметь бомбежка, как из кустарников, темнеющих метрах в трехстах от подножия, выползли танки. Они медленно двигались к высоте.　

— Ага, пожаловали, сердечные… — пошутил автоматчик сержант Петр Шульга, балагур и весельчак. — Целых восемь «кралей», — сосчитал он.　

— Подожди. Это еще не все, — из соседнего окопа ответил солдат Адаев. — Это только начало…　

И действительно, не прошло и минуты, как показались еще четыре темные коробки.　

Напряжение росло. За танками и самоходками бежали вражеские автоматчики. Их было много, а здесь, на высоте, — неполного состава взвод… Заметно светлело, лучше и отчетливее просматривалась местность. Враг был уже совсем близко. Но Жиронкин решил выждать — бить наверняка.　

— Как только противотанковые пушки начнут стрельбу, пулеметным огнем отсечь пехоту! — передал по цепи младший лейтенант.　

Танки приближались. Зашевелились, забегали по траншеям пехотинцы. Каждый понимал: предстоит жестокая, упорная схватка. Вот раздался один, за ним второй выстрел наших орудий с высоты. И вражеский танк задымил, потом вспыхнул ярким пламенем. Это обрадовало бойцов, хотя тревога за предстоящее не проходила. За спиной еще несколько раз прогрохотало орудие, и другой танк заерзал на месте. «Молодцы… Хорошо дают огонька».　

Командир посмотрел в бинокль на орудие: «Кажется, сержант действует». Истребители не слышали команд сержанта: его голос тонул в грохоте боя. Он только часто поднимал над головой руку, затем резко опускал. Это означало: «Огонь!»　

Удача обрадовала Жиронкина и его солдат. Они видели, как четко и слаженно действует противотанковый орудийный расчет. Неумолчно гремели выстрелы обоих орудий. А противник молчал: не вели огонь танки, не стреляли автоматчики. Это настораживало: в чем дело, почему молчат?　

У подножия высоты уже горели три вражеских танка, когда откуда-то издалека ударила немецкая батарея. С какого рубежа велся огонь, разобрать Жиронкин не мог, но снаряды ложились густо, накрывая вершину.　

И сразу кругом завыло, заухало, задрожало… А танки, ревя моторами, ползли и ползли к высоте. Один из них вырвался вперед. Из его башни сверкнуло пламя, и младший лейтенант увидел, как взрывная волна, оторвав от земли солдата, выбросила его из неглубокого окопа.　

Следом за танками на высоту карабкались фашистские автоматчики. Гитлеровцев было много: они с трех сторон обтекали высоту. Огонь вели ручные пулеметы, захлебывались автоматы. Положение становилось угрожающим. Жиронкин знал: надо выстоять, во что бы то ни стало удержаться на вершине. Здесь шло испытание на прочность, проверялось все: нервы, воля, мужество. И вдруг на какой-то миг в душу заползло сомнение. «Сумеем ли удержать высоту? Мало осталось людей, а помощи не будет», — мучительно размышлял он.　

Но сразу же мозг обожгла другая мысль: «Удержи… Нельзя пускать фашистов на вершину! Удержи — с тобой верные боевые друзья».　

Жиронкин громко крикнул хриповатым голосом:　

— Почему молчат петеэрэвцы? Гранаты к бою!..　

Пригнувшись, офицер побежал по ходу сообщения к окопу противотанкового ружья. Солдат, стоя у своего длинноствольного ружья, спокойно смотрел на танки. Младший лейтенант выхватил у него из рук ружье, быстро прицелился и выстрелил. Танк остановился. Секунда, другая, и по нему заплясали языки пламени. Танк горел.　

— Уснул, что ли? — упрекнул солдата Жиронкин, возвращая ему ружье.　

— Так ведь последний патрон был, — ответил тот, — выжидал, чтобы наверняка бить…　

Жиронкин понял: зря обидел солдата, но объясняться было некогда — еще два танка, а за ними самоходки упорно лезли на высоту.　

Слева раздался выстрел второй противотанковой пушки, но танки шли дальше. «Вот растяпа — промазал…» — ругнул про себя наводчика Жиронкин. Но пушка снова хлестнула огнем, и танк вспыхнул.　

«Это другое дело!» — обрадовался командир взвода и впервые за много минут боя улыбнулся. «Молодец сержант. Молодец…» — твердил он про себя.　

Передние цепи наступавших были совсем близко. Жиронкин слышал их гортанные голоса: офицеры, покрикивая, подгоняли солдат. Уже видны были искаженные злобой лица гитлеровцев.

— Бей гранатами!.. — скомандовал командир и, ловко приподнявшись в окопе, первый швырнул одну за другой две гранаты. Описав в воздухе полукруг, они упали в самую гущу врагов. Из соседних окопов гранаты метнули Нурписов, Адаев и другие бойцы. Им помогали пулеметчики, поливая фашистов свинцовым дождем.　

Скаты высоты огласились воплями и криками. Дальше пробиться врагу не удалось. Он не выдержал: оставляя убитых и раненых, немцы откатывались назад. Неподалеку дымилось пять танков, по склонам в серо-зеленых мундирах валялись десятки гитлеровцев. Атака захлебнулась…　

На высоте приводили себя в порядок. Жиронкин обошел траншеи: смертью храбрых пали сержант Шульга и рядовой Матвеев, ранены были бронебойщики Петренко и Сафронов. Младший лейтенант сделал перестановку сил, сходил к командирам обоих орудий, побывал в окопах у петеэровцев.　

Немцы не заставили себя долго ждать. Часа через два, когда утро полностью вступило в свои права, в луговине показались «фердинанды» и три танка. Они сразу открыли огонь. И все началось сначала. Грохот нарастал. По высоте с закрытых позиций били фашистские пушки и минометы. Облачками едкого дыма