Александр Молодчий - В пылающем небе

И снова горькая весть: на аэродром не вернулся самолет лейтенанта Гаранина. Это случилось в горячие, напряженные дни битвы за Москву. Мы почти без передышки вылетали на бомбардировку как ближних, так и дальних целей противника. Несколько раз мне пришлось бомбить крупные железнодорожные узлы, через которые шло снабжение наступающей на Москву гитлеровской армии. По два раза в ночь поднимался экипаж в воздух и бомбил дорогу Никулин — Городище — Калинин. Удачный налет совершили и на вражеский аэродром в районе Могилева. Уже отдаляясь от цели, взяв курс на восток, еще долго видели клубы дыма и огромные языки пламени: горели фашистские самолеты и ангары аэродрома.

Каждый раз, когда я возвращался на базу, меня встречал Леша Гаранин или же я его, если прилетал первым. Крепкого телосложения, плечистый, он был всегда весел и бодр. Мы подружились с ним еще до войны. Леша любил часто повторять им же придуманный каламбур: «Все кончится хорошо, если хорошо кончится…»

И вдруг Леша не вернулся. Не было его и на второй день… Он вылетел в район Смоленска. Неужели погиб? Не хотелось верить. Но прошел день и еще… О Гаранине и его экипаже никаких вестей.

Но наши опасения, к счастью, были напрасными. Не погиб Леша Гаранин! И экипаж его не погиб!.. Фашистские зенитчики подбили самолет еще над целью. Разрывом снаряда был выведен из строя один мотор. Чтобы не допустить потери высоты, летчику довелось приложить невероятные физические усилия. С трудом дотянули до линии фронта.

— Запроси КП [1], на какой ближайший аэродром можно сесть, — приказал Гаранин Стрелку-радисту.

Через несколько минут последовал ответ:

— Можно садиться в Калинине.

К концу длинной осенней ночи самолет приблизился к городу на Волге. Его в это время бомбила фашистская авиация, поэтому на аэродроме прожекторы не зажгли. Но садиться надо было, иначе самолет через несколько минут мог рухнуть на землю. В предрассветной мгле

Гаранин едва различал бетонированную дорожку аэродрома (удивительное дело — немцы не бомбили его) и повел машину на посадку.

Это было 14 октября. Фашисты подошли к городу. Может быть, поэтому они и не бомбили аэродром, надеясь захватить его целехоньким? К тому же все исправные самолеты покинули его — ушли на запасной аэродром, расположенный где-то в районе города Клина.

В ангарах остались только те машины, которые подлежали ремонту. Но их никто не ремонтировал.

— Смотрите, что делается! — вдруг воскликнул штурман Майоров, показывая рукой куда-то вдаль. — Они жгут ангары!

Действительно, по аэродрому бегали какие-то люди с факелами в руках. То там, то там вспыхивали приземистые аэродромные постройки.

Мимо Гаранина торопливо пробежал запыхавшийся молодой парнишка в замасленном комбинезоне.

— Фашистские танки ворвались в город! — сдавленным голосом бросил он на бегу. — Уходите немедленно

О ремонте бомбардировщика нечего было и думать.

Отбежавший было на несколько шагов человек в комбинезоне, предупредивший их об опасности, неожиданно остановился.

— Кто из вас летчик? — обратился он сразу ко всей четверым.

— Я, — ответил Гаранин.

— Сможете повести «СБ»?

Гаранину такой вопрос показался странным.

— Я спрашиваю так потому, что вы летаете на «ЕР-2», — пояснил молодой человек, — а это машина иной системы.

— Где она?

— Вон, в посадке.

— Исправна?

— Так точно! Была повреждена. Час тому я ее отремонтировал.

— Вы механик?

— Техник.

— А где же экипаж самолета?

— Пилот в госпитале, остальные улетели на другой машине. А мне приказано уничтожить: пилотировать ее некому.

— Отставить! Ведите к самолету!

— Слушаюсь!

Вдали показались вражеские танки. Они мчались прямо к летному полю, ведя непрерывный огонь из крупнокалиберных пулеметов.

— Все в машину! Быстр! — скомандовал Гаранин.

Буквально под пулями фашистов он оторвал самолет от бетонированной дорожки и взмыл в небо, набирая высоту.

На «СБ» Гаранин летал еще будучи курсантом авиашколы, но то были самолеты старых серий. Этот — новой конструкции. Все же смекалистый пилот быстро разобрался в системе приборов управления, благополучно долетел до Клина и сдал спасенный бомбардировщик командованию части.

К месту нашей дислокации Леша Гаранин и его товарищи приехали поездом.

— А все-таки молодец этот техник, — вспоминали они в пути парня из калининского аэродрома. — До последней минуты берег самолет, не бросил.

— Жаль, не спросили, как его зовут…

— Забыли.

— А когда в Клин прилетели, он плакал от радости, что машину удалось спасти.

— Да, много приходится им, техникам и механикам, возиться с разбитыми самолетами — латать, чинить, приводить их в боевое состояние, — сказал Гаранин. — Поэтому они почти физически ощущают потерю каждой машины.

— А мы? — сказал Майоров. — Мы разве не ощущаем?

— Ощущай не ощущай, а остались мы, братцы, «безлошадными»…

«Безлошадными» у нас называли всех, кто не имел самолетов. Их, к сожалению, становилось все больше и больше в нашем полку. Пришло время, когда полк уже нельзя было назвать полком: самолетов стало меньше, чем в полноценной эскадрилье. Зато ремонтировались поврежденные в боях машины теперь значительно быстрее: технический состав авиачасти имел больше свободных рук.

Нельзя не сказать несколько теплых слов об этих скромных, зачастую безвестных тружениках войны — механиках, техниках, мотористах, оружейниках. Среди бесчисленного множества примеров самоотверженности, бесстрашия и героизма их вклад в общее дело борьбы с фашизмом велик. Слишком часто выходили из строя боевые машины — почти каждый день, каждую ночь; выходили из строя, но не заканчивали свою жизнь. Золотые руки технического персонала всегда возвращали их в небо. Когда и как ремонтировались они? Трудно сказать. Но мы, летчики, знали: самолеты будут готовы к вылету в назначенный срок.

Помню такой случай. При снаряжении самолетов к очередному боевому вылету произошло самовоспламенение пиропатрона. В результате пострадал инженер нашей эскадрильи капитан технической службы Петр Редько. По настоятельной просьбе полкового врача капитана медицинской службы Анатолия Гаврилова я приказал пострадавшему лечь в госпиталь. Он выполнил мое приказание, но на вторые сутки мы узнали, что наш инженер эскадрильи руководит подготовкой и ремонтом самолетов. Я не стал требовать его повторной госпитализации, так как капитан Редько не мог оставаться без дела — самолеты нуждались в срочном ремонте. А ранение…