Длинный путь от барабанщицы в цирке до Золушки в кино - Янина Жеймо

Ознакомительный фрагмент

Мама исчезла, а я осталась посреди зала. Все взоры были устремлены на меня. Я обвела зал суровым взглядом и тут же начала изображать одну из сестер Каменевых, особенно строгую – Марию. Похлопав в ладоши, я громко спросила:

– Кто из вас занимался балетным станком?

Несколько человек подняли руки.

– Те, кто уже занимался, подойдите к правому станку, остальных попрошу налево.

И урок начался…

Когда за мной зашла мама, чтобы повести обедать, ученики жаловались, что я очень требовательная и никому не даю поблажки.

Я проводила свои занятия ежедневно. Никто не имел права опаздывать. Я даже рассказала ученикам одну историю: «В цирке Чинизелли акробат Теодорас исполнял полет. Во время полета ловитор[8] крикнул ему: «Ап!», но Теодорас почему-то задержался на одну только долю секунды, и этого было достаточно, чтобы ловитор, когда Теодорас скрутил сальто, не смог его поймать. Артист упал в сетку. Обычно после падения в сетку гимнаст сразу вскакивает и лезет по висячей лесенке наверх, на мостик. Но на этот раз прошло уже несколько секунд, а Теодорас даже не шелохнулся. Артисты, стоящие на мостике, бросились к нему, но Теодорас был мертв. Вот что значит в цирке опоздать на долю секунды!»

Все с большим вниманием выслушали мой рассказ, и с тех пор никто уже никогда не опаздывал.

Как-то вечером мама с грустью сказала:

– Завтра ты на свои занятия не пойдешь. В городе тиф.

Так закончилась моя педагогическая деятельность.

Но прошло три года, и в марте 1923-го – мы жили тогда в Уфе – я вернулась к преподаванию. Мне исполнилось тринадцать лет, это уже немало, и теперь преподавание было для меня не игрой в педагога, а работой.

Однажды в дверь кто-то позвонил. Я открыла. На пороге стоял юноша лет девятнадцати, стройный, симпатичный, с огромной копной каштановых, слегка вьющихся волос. Под мышкой он держал какой-то пакет.

– Я – Пешков, – представился мне юноша.

Тут из комнаты вышла мама и, поздоровавшись с ним как с давнишним знакомым, быстро спросила:

– Вы уже познакомились с Яней? Когда хотите приступить к занятиям?

Юноша с готовностью ответил:

– Да хоть сию минуту! Если, конечно… – и он взглянул на меня.

– Яня, я совсем забыла тебя предупредить, – смеясь, сказала мама. – Это твой ученик, ты будешь преподавать балетный станок. С Шабловским я уже договорилась, его танцзал к вашим услугам. – И добавила, обращаясь к Пешкову:

– Вы, наверное, уже бывали там? – Мама постучала ногой в пол, давая понять, что зал Шабловского как раз под нашей квартирой.

– Станка балетного у него, конечно, нет, – продолжала она, – но Шабловский был настолько любезен, что предложил принести в зал очень удобный для занятий тяжелый стул.

Пешков поклонился маме, поблагодарил за хлопоты и заботу и тут же передал ей пакет. Там оказалась огромная банка. На мой вопросительный взгляд мама ответила:

– Это кокосовое масло, очень питательное.

С появлением в нашем доме Пешкова мы стали получать от него подарки каждый раз, когда он приходил на урок. Он приносил невероятные по тому времени вещи: какао, шоколад, фрукты. А когда Пешков узнал, что у нас маленькие сестрички, он притащил свертки с распашонками, пеленками и всякими необходимыми для малышей вещами. Мне и Эле Пешков подарил великолепные отрезы на пальто. Служил он, как оказалось, переводчиком в АРА (Американская администрация помощи), работавшей тогда в России по международному соглашению. Оттуда и были все эти дары.

Итак, мы спустились с Пешковым к Шабловскому. Зал был большой, с великолепным паркетом, против зеркала уже стояли приготовленные для урока два стула. Пешков тут же пошел в раздевалку, а мне переодеваться было, в сущности, ни к чему, я была в бархатных, до колен, штанишках, в легком белом свитерке и видавших виды туфлях – когда-то в них я репетировала номер на проволоке, а теперь бегала дома. Через несколько минут появился Пешков. Он был в шортах, голый до пояса и… босой.

– Я готов! – радостно объявил он.

– А не много ли одежек вы оставили в раздевалке? Здесь холодно, я советую вам надеть рубашку. А если у вас нет балетных туфель или тапочек, наденьте хотя бы носки, – сказала я.

– Но ведь я буду все время двигаться, мне станет жарко. Тогда-то я обязательно простужусь, а так, – юноша показал на свои босые ноги, – легко и удобно.

– Наш урок начнется с неподвижных экзерсисов, а скакать мы будем еще не скоро.

Он кивнул, пошел в раздевалку и оделся, вернулся уже в рубашке с закатанными рукавами и в носках. Пешков оказался на редкость прилежным учеником и, несомненно, талантливым. Он на лету схватывал и сразу повторял все, что я ему показывала или только объясняла.

Через несколько недель, когда мы оторвались от стульев и вышли на середину зала, Пешков превзошел все мои ожидания. Как-то после урока я спросила его, у кого он учился современным бальным танцам.

– У Шабловского я вас никогда не видела, хотя бывала здесь довольно часто.

– Я тоже бывал здесь, правда очень редко. Днем работа, а вечерами у меня разные общественные дела. А танцевать я люблю, в детстве мечтал выступать на сцене, но родители все решили за меня сами. Конечно, изучение иностранных языков – вещь хорошая, я им благодарен, и профессия моя мне нравится, ну а танец для меня теперь просто удовольствие, и только.

– Почему вы выбрали педагогом меня? С вашими способностями вам нужно изучать классический балет, а не цирковой.

– Меня всегда интересовала именно цирковая балетная школа. Вы можете танцевать не только на манеже, на опилках, но и на сцене, на досках, а если понадобится, то и на песке. Вот это меня как раз и привлекает.

Весной после одного нашего урока Пешков с грустью сказал мне:

– Мама вам уже, конечно, говорила – завтра я уезжаю в командировку.

Мама забыла и не сказала мне ничего, но я сделала вид, что знаю.

– Вернусь в Уфу я, наверное, только осенью, – продолжал Пешков, – и, если вы к тому времени не уедете на гастроли, мы обязательно возобновим наши занятия. Я так благодарен вам за все. А сегодня мне бы хотелось пригласить вас в Эрмитаж, мы организовали там благотворительный концерт. Вы будете зрителем, моей гостьей. Согласны?

– Если мама позволит.

– С вашей мамой я уже договорился. Мама и Эля тоже обещали прийти. Осталось получить согласие педагога.

Вечером мой ученик поджидал нас у входа в Эрмитаж, держа в руке три билета. Сидели мы в первом ряду. Пешков, извинившись, убежал за кулисы – «помогать товарищам».

Когда