Агата Кристи - Расскажи, как живешь

— Но ведь мы, — кричит одна из француженок, — наняли эту машину у отеля!

Макс убеждает их, что это наша машина. Разговор с Аристидом был довольно драматичным. Каждая из сторон отстаивала собственную точку зрения.

— Разве я не нанял такси и тебя на три месяца?! — риторически вопрошает Макс. — А ты за моей спиной самым бессовестным образом сдал его на сегодня другим!

— Но, — начинает объяснять Аристид с видом оскорбленной невинности, — вы же сами сказали мне, что машина вам сегодня не понадобится… Я решил воспользоваться этим и немножко подзаработать. Я договорился с другом, и он повез эту группу осматривать город. Как это могло повредить вам, если вы не собирались сегодня пользоваться машиной?

— Это повредило мне, — резонно возражает Макс, — потому что, во-первых, ты нарушил наш договор, и, во-вторых, машина теперь требует ремонта, а значит, мы не сможет отправиться завтра в путь!

— А это, — заверяет Аристид, — пусть вас не волнует.

Мы с другом провозимся всю ночь, если потребуется, но обязательно починим ее.

Макс ворчит, что так-то оно лучше.

И действительно, наутро наш верный рыдван уже ждет у подъезда. Аристид сидит за рулем и улыбается нам улыбкой невинного младенца.

Сегодня мы прибываем в Дейр-эз-Зор — город на Евфрате. Здесь жара еще более лютая. В городе вонь, и вообще он абсолютно невзрачный. Официальные власти предоставляют в наше распоряжение несколько комнат, так как ничего похожего на европейский отель в городишке нет. Из наших апартаментов великолепный вид на Евфрат, неспешно катящий вдаль коричневые воды. Французский офицер любезно справляется о моем самочувствии, выражая надежду, что поездка в автомобиле по такой жаре меня не слишком утомила.

— Мадам Жако, супруга генерала, была completement[32] в нокауте, когда добралась до места!

В нокауте… Очень меткое выражение. Очень надеюсь, что в конце нашего путешествия я все-таки не окажусь в нокауте!

Мы закупаем овощи, огромное количество яиц и с загруженной до предела «Куин Мэри» в арьергарде отправляемся в путь, на этот раз — к месту будущих раскопок.

Бусейра! Здесь расположен полицейский пост. На это место Макс возлагал большие надежды, — здесь в Евфрат впадает Хабур. На том берегу реки находится древний римский цирк. Но увы! Здесь следы только римских поселений, вызывающих у нас понятное отвращение. «Мин зиман эр Рум», — изрекает Хамуди и брезгливо трясет головой. Я усердно повторяю за ним этот жест.

На наш взгляд, древние римляне — почти что наши современники, вчерашний день. Сфера же наших интересов — второе тысячелетие до нашей эры, таящее полную превратностей судьбу хеттов. Особенно нам хочется обнаружить новые сведения о воинской династии Митанни, об этих пришельцах авантюристах.

О них мало что известно, кроме того, что они блистательно управляли этой частью мира, а столицу их — Вашукканни — еще только предстоит отыскать. Это была каста воинов, взявшая под свое начало всю страну. Они породнились с царским домом Египта. Были, по-видимому, хорошими наездниками, во всяком случае, трактат о коневодстве приписывается некоему Кикули, из этой же династии.

Начиная с данного периода вглубь веков, в так называемую предысторию, от которой не осталось никаких письменных источников — только горшки, фундаменты домов, амулеты, орнаменты на утвари и бусы — безмолвные свидетели тогдашней жизни. Вот что нам требуется.

Итак, Бусейра нас разочаровала, и мы едем в Меядин, дальше на юг, хотя Макс и на него особо не рассчитывает.

Затем мы резко сворачиваем к северу и едем по левому берегу реки Хабур.

Хабур я увидела впервые в Бусейре — до сих пор это было для меня только название, которое не сходило с уст Макса.

Вот и теперь он верен себе:

— Хабур — вот то, что нам нужно! Там сотни теплей. — И бодро добавляет:

— А если мы не найдем, что нам нужно, на Хабуре, то двинемся на Джаг-Джаг!

Впервые услышав от него это экзотическое название, я опросила:

— А что такое Джаг-Джаг? Неужели я никогда не слышала этого названия? Впрочем, многие не слышали, снисходительно добавляет Макс.

Я честно признаю свое невежество и добавляю, что и о существовании реки Хабур узнала только от него.

— А разве ты не знаешь, что Телль-Халаф стоит на реке Хабур? — изумленно спрашивает он.

Произнося «Телль-Халаф», Макс благоговейно понижает голос. Я качаю головой и сознаюсь, что если бы не вышла за него замуж, то не имела бы никакого представления о знаменитом Телль-Халафе! Должна сказать, что объяснять потом знакомым, где именно мы копали, бывает очень трудно.

— В Сирии! — обычно говорю я.

— О! — восклицает, как правило, собеседник, слегка ошарашенный моим ответом, и морщит лоб. — Да, конечно, в Сирии, но где это? — Это название сразу вызывает чисто библейские аллюзии. — Это ведь где-то в Палестине, верно?

— Это рядом с Палестиной, — говорю я ободряюще. — Немного дальше, вдоль побережья.

Моя подсказка ничего не дает, поскольку понятие «Палестина» у всех ассоциируется тоже скорее с Библией и с уроками в воскресной школе, нежели с конкретным географическим объектом.

— Нет, я все равно не представляю, где это. — И морщина на челе углубляется. — Где вы, в конце концов, копали — у какого города?

— Ни у какого. Возле границы с Турцией и Ираком.

На лице приятеля по-прежнему написано полное недоумение.

— Но ведь какой-то город есть там поблизости!

— Алеппо — в двухстах милях от нас!

Тут, как правило, твой собеседник вздыхает и сдается.

Но потом, вдруг встрепенувшись, спрашивает:

— А чем вы питались? Наверное, только финиками?

Когда я говорю, что у нас были с собой цыплята, яйца, рис, огурцы, апельсины, бананы, баранина, фасоль и баклажаны, он смотрит на меня с упреком и откровенным разочарованием:

— Ничего себе походная жизнь!

В Меядине начинается наш пресловутый «Ie camping».

Посередине огромного двора (он называется «хан») для меня ставят стул, и я гордо восседаю на нем, пока Макс, Мак, Аристид, Хамуди и Абдулла устанавливают палатки.

Мне, несомненно, повезло: на моих глазах разыгрывается увлекательный спектакль. Опыта у действующих лиц никакого, а могучий ветер пустыни — плохой помощник. Абдулла взывает к Аллаху о сострадании и милости, армянин Аристид требует помощи от всех святых, слышатся буйные ободряющие выкрики и хохот Хамуди и яростные проклятия Макса.

Один только Мак хранит молчание, но и он время от времени еле слышно цедит сквозь зубы какое-то слово.

Наконец дело сделано. Палатки несколько кособокие, но они стоят! И вот мы уже честим на все корки нашего повара, который, вместо того чтобы тотчас же заняться обедом, разинув рот, как и я, глазел на представление.