Кровь событий. Письма к жене. 1932–1954 - Александр Ильич Клибанов

трудно сделать, – вы найдете в листке, который я прилагаю. Каждое слово в нем выболено. Листок, конечно, мал и передает ничтожную часть того, что во мне отложилось, но вы не должны меня осуждать за это. Распятому на кресте трудно высказать себя вслух. Вспомните, даже Христос этого не сделал. На этом я прощусь с вами. Я писал вам и еще раз хочу предупредить – человека покидают силы чаще всего не тогда, когда судьба ведет его по вершинам, по самым острым пикам своих испытаний, но тогда, когда, перевалив через них, он спускается по обратному склону.

Берегите себя!

Целую тебя, моя Манюша, как много событий и переживаний в прошлом, которые знаешь одна ты, которые мы вместе прошли и которые живут пока живы мы, согревая, радуя и обнадеживая!

Целую тебя, Коинька! Вся красота, вся поэзия жизни открылась мне твоей любовью, она растет, раскрывая границы жизни шире и шире, в ней – будущее!

До свидания, до скорого свидания, может быть!

Саня.

№ 447. Н. В. Ельцина – А. И. Клибанову

10/I 54 г.

Родной мой, получила вчера подарок – портрет Сонечки, сделанный одним художником. Трудно писать сколько разных ощущений нахлынуло и радостных и горьких. Мне хотелось добавить к той мысли Толстого из «Воскресения», которая абсолютна по своей правде, еще слова из «Войны и мира»: «…И лицо, с внимательными глазами с трудом, с усилием, как отворяется заржавевшая дверь – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера там давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее…»

Я чувствую волю, вижу, что ничто пережитое не потерялось, и радуюсь целостности духовного облика и верю в светлое будущее.

Еще через многое нужно пройти, по путь стал много короче и берег виден. Трудно написать о себе что-либо интересное. Жизнь протекает в сплошной работе, которая по ряду технических условий очень несовершенна. Освобождаюсь понемногу от прошлогоднего груза, когда мысль и душа были одеты какой-то непроницаемой пленкой и звуки жизни глухо доходили. Даже трудно было узнать, когда увидела себя в зеркале, – другой человек. Ритм работы постепенно вводит в русло. Нет ничего, что бы очень радовало, но есть ожидание, поиски и сам процесс работы. Времени свободного почти нет и художественная литература стала почта недосягаемой. Сейчас читаю «Идиота», об этом напишу, когда кончу. Читаю его после 12 ч. ночи, когда разрешаю себе не работать.

Яша работает у Вл. Дм. и продолжает линию твоих исследований. Он хотел со мной встретиться, чтобы обсудить ряд этических вопросов в этой связи. Как ссылаться на работы, которые в рукописи, и т. д.

Я оттягиваю, т. к. не знаю. Напиши мне, родной, или вернее подскажи, как нужно выйти из всего этого с достоинством – ведь это его как-то мучит и мне очень горько. Может быть, так: после твоей фамилии, начинать – рукопись, институт истории Акад. Наук СССР. Но вряд ли так пропустят. Володя шлет приветы – недавно его видели.

Старики мои совсем еле дышат. Не видела их почти два года. Нужно в этом году съездить к ним. Они всегда интересуются твоей судьбой и проявляют ко мне внимание и заботу. Но жизнь угасает и огонек чуть горит.

Нат. Вас. вижу редко, потерялся душевный контакт.

«Приваловские миллионы» Мамина-Сибиряка не читала.

В Москве смотрела выставку финского искусства. Ходили вместе с Надей. Живопись была мало интересной, а скульптура неожиданно была удачной и почти каждая вещь интересной.

Очень жду от тебя письмо и каждого твоего слова.

Бодрости тебе, здоровья и возможного благополучия на 1954 год.

Всегда с тобой.

Н.

№ 448. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной

20/1/54г.

Принимаясь за письмо к тебе, я обычно но знаю, о чем оно будет. По мере того, как пишешь, входишь в то или иное состояние и оно шлет импульсы.

Но творческое волнение требует покоя, а у меня на душе тревога. Я поделюсь сегодня ранее передуманным.

Я вспоминал недавно старые стихи и чувствовал себя, как среди помпейских развалин. Здесь и там обломки и фигуры, застывшие в живом неоконченном движении, порыв, остановившийся там, где его настигла лава. Жизнь чувств преходяща, как всякая жизнь. Творчество возвышает привходящее, но доносит к вечности одну форму. Прикованный словом Прометей – вот образ поэта, ибо поэт движим не словами, как композитор не звуками. Есть чистое струение духа. Слова и звуки – всегда фигуры Помпеи. Отсюда следует, что в идеале поэзия молчалива («Блажен, кто молча был поэт…» – Пушкин, «Тишина – ты лучше из всего, что слышал» – Пастернак). Тишина взаимности есть поэзия, как она есть. Толчок сердца о сердце. Она вне искусства.

Я вернусь к письму о стихах Бориса Леонидовича. В нем есть строки: «Что-то стонет, бьется, просится на волю в стихах Б. Л. В них всегда что-то сковано, недосказано в чувстве». Не столько в чувстве, конечно, сколько в слове. Все это поиски слов сквозных и прозрачных, чтобы чувство входило в чувство, как луч. («Как образ входит в образ и как предмет сечет предмет»). Поиски флюидов. Ходасевич писал: «Но звуки правдивее смысла…», в этом же круге все тютчевское в особенности: «Мысль изреченная есть ложь». Поиски часто уводят в сторону от искомого но еще чаще останавливаются по дороге к нему.

Привожу стихотворение «Зеркало», а его отношение к искомому представляю определить тебе:

Вы просите так мило, так тепло

С шутливою и ласковой угрозой,

Вам подарить блестящее стекло,

Каймленное карельскою березой.

Я откажу, раздумьем омрачен,

Что в беге лет на трепетной картине

Пожухнут краски, потускнеет тон

И разбегутся ветками морщины.

Я откажу. Пока Вас не настиг

Вал времени, пока передо мною

В первоначальной свежести Ваш лик,

Я зеркало другое Вам открою:

Участья неостуженный порыв,

И этих строф певучее наитье,

И ликованье пенящихся рифм, —

Как зеркало просимое примите.

Пусть темное – в водовороте дней,

Надежд, сомнений, радостей, печалей

Оно засветится ясней, ясней

И вспыхнет

               голубеющею далью

Смелей! Входите!..

               Небо. Тишина.

Причудливые облаков извивы.

Не правда ли, что все сиянье дня

В его свободной, ясной перспективе!

Вы входите