Корфу (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

На следующий день французы неожиданно обрушили весь огонь на дом, где остановился фельдмаршал. И снова к нему явился Денисов.

– Ваше сиятельство, дом под обстрелом, отъехать бы вам!

Атамана Суворов прогнал:

– Иди-ка, Карпович, и не мешай мне думать!

И улегся спать.

А вскоре пришли хорошие новости – генерал Повало-Швейковский взял крепость Александрию на капитуляцию. Сдалась генералу Кленау крепость Феррара, а затем спустила флаг и мощная миланская цитадель. По случаю всех этих успехов было празднество. При входе в церковь Суворов был встречен духовенством и все время усердно молился. Народ на улицах горячо его приветствовал. Выстроенные войска приветствовали своего кумира ружьями «на караул». Барабаны били три колена: дробь, палки и дробь с палками.

А в Вене против Суворова уже отчаянно интриговал известный русофоб министр иностранных дел Тугут. Гофкригсрат слал и слал инструкции и регламенты. Фельдмаршал поначалу их читал, а потом бросил, чего читать одно и то же.

– Венцы думают об дефансиве, я же мыслю только офансиву! – говорил он раздраженно, отбрасывая в сторону очередную инструкцию Тугута.

Офансива – это наступление, дефансива же – отступление.

Посол Разумовский прислал Суворову частное письмо, где так же советовал плевать на все указания венского двора и воевать так, как он считает нужным.

Специально или нет, но именно в это время начались недоразумения со снабжением наших войск. Магазинов было мало, и солдаты на походе кормились реквизициями, а лошади подножным кормом. Хлеб австрийцы если и присылали, то испорченный, мясо тухлое, а вино, разбавленное водой. Последнее особенно возмущало наших.

Однажды группа солдат расположилась на берегу реки. Уныло жевали прогорклый хлеб, горло смачивали, хлебая воду деревянными ложками прямо из реки. Подъехал Суворов:

– Ребята, что вы тут делаете?

– Итальянский суп хлебаем, ваше сиятельство!

Суворов по-свойски подсел, взял ложку, тоже похлебал воды из реки.

– А хорош итальянский суп. Теперь сыт, совсем сыт! Тут, кстати, французы недалече. Ежели до них добраться, то за приправкой к супу дело не станет!

Ответом любимому фельдмаршалу был дружный смех.

Как бы ни было, война продолжалась. Император Павел, очень довольный первыми суворовскими победами, велел отослать в Италию все пять сотен крестов Святой Анны, что имелись в капитуле.

– Пусть Суворов награждает, кого пожелает!

Глава седьмая

Миражи далеких пустынь

А на другой стороне Средиземного моря в это время происходили события не менее значительные. Устроившись в Каире, Бонапарт приступил к организации управления Египтом. Вся власть отныне принадлежала французским комендантам, при которых создавались совещательные диваны. При себе Бонапарт учредил высший совет местных вождей. Среди местных шейхов Бонапарт обычно сидел в тюрбане, скрестив ноги, и ел руками. Отныне для них он был Султан-Кебир – Великий Султан.

Был упорядочен сбор податей и налогов. Продовольствия в Египте хватало, но со звонкой монетой были проблемы. В изыскании средств французы щепетильными не были. Из Александрии привезли в Каир шейха и первого богача Сиди-Мохаммеда Эль-Кораима.

– Ты обвинен в государственной измене! – объявили ему. – Впрочем, можешь откупиться тридцатью тысячами франков!

Увы, шейх оказался фаталистом.

– Если мне суждено умереть теперь, то ничто меня не спасет и я отдам свои пиастры без пользы, – заявил он. – Если мне не суждено умереть, то зачем же мне их отдавать?

Взбешенный Бонапарт приказал отрубить упрямцу голову и провезти ее по улицам Каира с надписью: «Так будут наказаны все изменники и клятвопреступники». Денег, спрятанных казненным шейхом, однако, так и не нашли. Казнь шейха некоторую пользу французам все же принесла. После казни Эль-Кораима местные богатеи стали куда охотнее расставаться со своими сокровищами. Там было реквизировано четыре миллиона франков, которые поступили в армейское казначейство армии.

Если внутри Египта жизнь для французов понемногу налаживалась, то в остальном все было не так хорошо. Известие о Абукирской трагедии было не последним. Вскоре пришло новое – султан Селим возмущен вымыслом Бонапарта, будто тот не воюет с Оттоманской Портой, а только наказывает мамлюков за обиды, чинимые французским купцам, и за угнетение арабов. Поэтому Селим послал в Сирию большую армию.

Пополнив казну, Бонапарт задумался о новом походе. Теперь его целью была Сирия. Предприятие обещало быть трудным и опасным, но в случае успеха открывало дорогу не только на Константинополь, но и в Индию.

– Я повторю подвиг Александра Македонского, покорю Восток, потом навербую там огромную армию и вторгнусь через Константинополь в Европу! – мечтал честолюбец в ближайшем окружении.

Супруга Бонапарта Жозефина, как известно, плыть с ним в Африку отказалась. Вскоре до генерала дошли известия о ее развеселой жизни в Париже. Бонапарт в долгу не остался. Любовницей его стала жена некоего лейтенанта Фуре, очаровательная белокурая Полина Беллилот по прозвищу Милашка. Чтобы лейтенант не путался под ногами, его отправили с письмом во Францию на прорвавшем блокаду фрегате. Но судно перехватили англичане. Разведка у них работала превосходно, и вице-адмирал Кейт не отказал себе в удовольствии отпустить лейтенанта обратно в Египет. Перед этим он надорвал секретный пакет, и оттуда вывалилась… пачка прошлогодних газет.

Жену Фуре нашел во дворце Бонапарта, где та мылась в ванной, и избил плетью.

Оскорбленная Милашка потребовала от генерала:

– Арестуй его и брось в тюрьму!

Но Бонапарт был, прежде всего, военным, а потом уже любовником. Он ответил:

– Этого я сделать не могу. Но ты завтра же подавай на развод.

После оформленного развода Бонапарт уже открыто жил со своей наложницей.

Над Фуре смеялась вся армия, а начальник штаба Бертье острил:

– Этот бедняга Фуре не понял, какая удача ему выпала. С такой женой этот стрелок никогда бы не промахнулся!

Фуре пытался было вызвать своего командующего на дуэль, но его быстро поставили на место. Жене он был тоже не нужен, Милашка к моменту его возвращения была уже первой дамой Египта, которую солдаты насмешливо именовали Клиупатрой. Бонапарт мечтал о сыне, но Беллиот, как и Жозефина, так и не смогла забеременеть, а потому была вскоре позабыта. Клиупатра в долгу не осталась и в неспособности обвинила самого Бонапарта. Впрочем, история закончилась вполне благополучно. Рогоносец Фуре дослужился до полковника, а веселая Беллиот стала впоследствии… весьма известной писательницей.

Между тем в армии зрело недовольство, а в штабе даже составился новый заговор. Предполагалось схватить Наполеона, доставить его в Александрию и заставить вести переговоры с англичанами о свободном пропуске во Францию. Заговор был раскрыт, но репрессий не было, Бонапарт не хотел усугублять свое и так не простое положение.

А затем началось восстание в Каире. Недовольство зрело давно, но теперь дервиши начали