Василий Чуйков - Конец третьего рейха

— Где труп?

— Сожжен. Его сожгли личный адъютант и шофер.

Интересно... Гитлера тоже сожгли. Главари третьего рейха избрали огонь средством очищения от земных грехов...

— Где сейчас находится начальник генерального штаба Кребс, который вчера по полномочию Геббельса вел с нами переговоры?

— Не знаем. Нам известен новый начальник — генерал Ейнсдорф.

(Позже стало известно, что Кребс покончил с собой.)

— Известны ли вам наши условия: мы можем вести разговор только о безоговорочной капитуляции?

— Да, известны. Мы для этого пришли и предлагаем свою помощь.

— А чем вы можете помочь своему народу?

— Доктор Фриче просит дать ему возможность обратиться по радио к немецкому народу и армии, чтобы прекратили напрасное кровопролитие, принять безоговорочную капитуляцию.

— Будут ли войска выполнять приказы Фриче?

— Его имя известно всей Германии, и особенно Берлину. Он просит разрешения выступить в Берлине по радио.

Раздается телефонный звонок. Докладывает генерал Глазунов с командного пункта 47-й гвардейской стрелковой дивизии: с первой линии передают, что там видят, как немецкие войска строятся в колонны.

В штаб немецкого корпуса направлен офицер С. А. Глущенко с двумя разведчиками. Глущенко за сутки третий раз идет к немцам: он встречал и провожал Дуфвинга и наших связистов, ранен пулей навылет, но продолжает выполнять свои обязанности. Сейчас он у Вейдлинга.

В 6 часов 2 мая командир 56-го танкового корпуса генерал артиллерии Вейдлинг в сопровождении двух генералов своего штаба перешел линию фронта и сдался в плен. Вейдлинг показал, что он является одновременно и командующим обороной Берлина. На эту должность был назначен шесть дней назад.

На вопрос командира 47-й гвардейской стрелковой дивизии полковника Семченко, произошла ли капитуляция корпуса с ведома Геббельса, Вейдлинг ответил, что он принял решение о капитуляции без ведома Геббельса.

Я приказал генералу Глазунову прекратить огонь на всем участке корпуса, а генерала Вейдлинга — направить ко мне.

Обращаюсь к делегатам от Фриче:

— Известно ли вам и Фриче, что берлинский гарнизон начал сдаваться?

Отвечают, что, когда они выезжали, ничего не было известно.

— Сейчас немецкие войска на всех участках фронта капитулируют. Где Борман?

— Он, кажется, был в канцелярии Гитлера. Там произошел взрыв газа. Борман и семья Геббельса погибли.

По телефону вызываю маршала Жукова, докладываю о цели прихода делегатов от Фриче.

— Можно ли положиться, что доктор Фриче скажет по радио немецкому народу то, что нужно? — спрашивает Жуков.

Я ответил, что положиться можно, но под нашим контролем. Мы сумеем это обеспечить.

Через несколько минут — звонок Жукова. После переговоров с ним объявляю всем присутствующим и главным образом делегатам от Фриче:

— Первое. Советское командование принимает капитуляцию Берлина и отдает приказ о прекращении военных действий.

Второе. Оставшиеся немецкие гражданские и военные власти должны объявить всем солдатам, офицерам и населению, что все военное имущество, здания, коммунальные сооружения и ценности должны быть в порядке, ничего не взрывать и не уничтожать.

Третье. Вы, господин Хейнерсдорф, поедете с нашими офицером к доктору Фриче, заберете его с собой на радиостанцию для выступления, затем вернетесь сюда.

Четвертое. Я еще раз подтверждаю, что мы гарантируем жизнь солдатам, офицерам, генералам и населению и по возможности окажем медицинскую помощь раненым.

Пятое. Мы требуем, чтобы не было никаких провокационных действий со стороны немцев — выстрелов и прочих диверсий, иначе наши войска будут вынуждены принять ответные меры.

Хейнерсдорф заявляет просьбу о защите сотрудников министерства пропаганды.

— Те, — говорю, — кто сложит добровольно оружие и не проявят враждебных действий против советских людей, могут быть спокойны: у них и волос с головы не упадет.

Явился полковник Вайгачев и с ним переводчик гвардии старшина Журавлев. Ставлю задачу Вайгачеву:

— Вы поедете с Хейнерсдорфом к доктору Гансу Фриче. От имени немецкого правительства Фриче даст приказ войскам о капитуляции, о сдаче войск в плен в полном порядке, с вооружением и техникой. Пусть Фриче передаст по радио всем, что советское командование приняло предложение о капитуляции и берет Берлин и весь его гарнизон под свою защиту. Вы обеспечите приезд Фриче на нашу радиостанцию и установите контроль за передачей того, что я сказал. После выступления Фриче по радио, он и его ближайшие сотрудники должны прибыть сюда. Будем здесь разговаривать о дальнейшем. Ясно?

Полковник Вайгачев и старшина Журавлев, а вместе с ними и немецкая делегация направляются к выходу. В дверях они неожиданно сталкиваются с Вейдлингом. Тог зло покосился на них и проговорил:

— Нужно это было делать раньше!

С Вейдлингом длительных переговоров не предстояло.

Вейдлинг — в очках, среднего роста, сухощавый и собранный. Спрашиваю его:

— Вы командуете гарнизоном Берлина?

— Да.

— Где Кребс? Что он говорил вам?

— Я видел его вчера в имперской канцелярии. Я предполагал, что он покончит жизнь самоубийством. Вначале он упрекал меня за то, что — неофициально капитуляция была начата вчера. Сегодня приказ о капитуляции дан войскам корпуса. Крабе, Геббельс и Борман вчера отклонили капитуляцию, но вскоре Кребс сам убедился в плотности окружения и решил — наперекор Геббельсу — прекратить бессмысленное кровопролитие. Повторяю, я дал приказ о капитуляции моему корпусу.

— А весь гарнизон? Распространяется ли на него ваша власть?

— Вчера вечером я всем дал приказ отбиваться, но... потом дал другой...

Чувствую, что у немцев беспорядок. Вейдлинг показывает по немецкой карте место расположения своего штаба и частей корпуса, фольксштурма и прочих. В шесть часов утра они должны были начать капитуляцию.

Входит генерал Соколовский. Разговор продолжается втроем:

— Что с Гитлером и Геббельсом?

— Насколько мне известно, Геббельс и его семья должны были покончить с собой. Фюрер тридцатого апреля принял яд... Его жена тоже отравилась...

— Это вы слышали или видели?

— Я был тридцатого к вечеру в имперской канцелярии. Кребс, Борман и Геббельс мне это сообщили...

— Значит, это конец войны?

— По-моему, каждая лишняя жертва — преступление, сумасшествие...

— Правильно. Давно вы в армии?

— С одиннадцатого года. Начал солдатом.

— Вы должны отдать приказ о полной капитуляции, — говорит Соколовский.