Изамбард Кингдом Брюнель - L. T. C. Rolt

воплотил в так называемой "волнообразной" форме корпуса, и в период с 1835 по 1839 год, будучи управляющим верфью в Гриноке,3 , он построил четыре корабля по этой системе: "Волна", "Скотт Рассел", "Фламбо" и "Огненный король". В тот же период он построил шесть паровых карет, которые курсировали между Глазго и Пейсли. В 1844 году он переехал в Лондон, где принял от компании Ditchburn & Mare верфь в Миллуолле на острове Догс, основанную Уильямом Фэрбэрном. Он был членом Королевского общества, вице-президентом Института гражданских инженеров, секретарем Общества Анс, а также одним из основателей и вице-президентом Института морских архитекторов.

Одним словом, Скотт Рассел был блестящим морским инженером, и, возможно, именно эта блестящая способность не позволила Брюнелю заметить его недостатки, когда он выбрал его в качестве партнера в своем последнем великом предприятии. До сих пор дар оценки характера Брюнеля ни разу не подводил его: Томас Гуппи, Кристофер Клакстон, Чарльз Сондерс, Дэниел Гуч - все они оказались не только надежными деловыми партнерами, но и самыми верными друзьями. Но в случае с Джоном Скоттом Расселом эта, казалось бы, непогрешимая рассудительность наконец-то предала его.

 

1 В сиамском двигателе поршневые штоки двух вертикальных цилиндров соединены с общей Т-образной крейцкопфом и единым шатуном, который приводит в движение верхний лопастной вал.

2 Джон был сыном старого соперника Брунеля Уильяма Брунтона, который умер в 1851 году.

3 Впоследствии компания Caird & Company.

 

13. Великий Левиафан

Оргия коммерческого оппортунизма и диких спекуляций, последовавшая за успехом первых железных дорог, вызывала у Брюнеля тошноту и отвращение. Строительство железных дорог стало для него уже не великим приключением, каким оно казалось в 1835 году, а рутиной. К его услугам обращались слишком часто, а коммерческие соображения диктовали более утилитарный подход к железнодорожным схемам. Он больше не мог проявлять свои архитектурные способности, как это было при строительстве линии в Бристоль; тот короткий золотой век железнодорожного строительства закончился. Спекулянты, думающие только о прибыли на капитал, больше не позволяли своему инженеру потакать своему чувству пригодности и величия.

Брюнель предвидел железнодорожную манию и спад, который непременно должен был за ней последовать. В сентябре 1844 года он написал своему другу Чарльзу Бэббиджу:

Здесь все находится в состоянии нездоровой лихорадки, которая должна закончиться реакцией; есть железнодорожные проекты, полностью равные 100 000 000 фунтов стерлингов капитала на следующий год, и весь мир сходит с ума. У некоторых, несомненно, будет повод стать такими еще до конца зимы.

Другому другу своей юности, Адольфу д'Эйхталю, он написал через несколько месяцев:

Здесь весь мир сошел с ума от железных дорог. Мне уже надоело слушать предложения. Хотелось бы, чтобы этому пришел конец. Я предпочитаю инженерное дело проектированию, от которого я держусь так далеко, как только могу... Ужасная суматоха, в которой я вынужден вести свои дела, отнюдь не является хорошим примером того, как должна вестись работа..... Я хотел бы предложить план, который значительно уменьшит количество проектов; моим интересам и интересам моих клиентов вполне соответствовало бы прекращение всех железных дорог на несколько лет вперед.

В 1848 году началась реакция на манию, которая усилилась и превратилась в крах с падением Джорджа Хадсона, "железнодорожного короля", в следующем году. Этот спад заставил Брюнеля уволить ряд своих молодых помощников-инженеров. Помня о собственных ранних разочарованиях, когда он изо всех сил старался завоевать репутацию, он очень остро ощущал, что ему приходится это делать. В августе он написал:

У меня, как правило, есть свои тревоги и огорчения, и в настоящее время они, конечно, не ниже среднего уровня, но они полностью поглощены и подавлены той болью, которую мне приходится испытывать ради других. Вот уже несколько недель мое настроение совершенно упало от ощущения того, сколько разочарований, досады и - в слишком многих случаях - глубокой беды причиняю я, хотя я всего лишь инструмент, увольняя молодых людей, которые рассчитывали на успешную карьеру в своей профессии, не подозревая о грядущей буре, которую я и другие люди, смешивающие мир, предвидели. Потрясающе видеть, как многие из этих молодых инженеров смотрели на свое положение как на несомненное, женились и были счастливы, а теперь вдруг оказываются в долгах и без гроша в кармане. Вы не можете себе представить, что мне приходится испытывать, получая письма с мольбами, на которые я не имею возможности ответить. Повсюду мы сокращаем ...

Такая ситуация в мире железных дорог, неудачный эксперимент с атмосферой и посадка "Великобритании" на мель - все это разочаровало Брюнеля. Он начал подумывать об отставке, а на пенсии - об осуществлении еще одной юношеской амбиции - строительстве дома для себя.

Летом 1847 года, когда он работал на Южно-Девонской железной дороге, Брюнель снял меблированный дом в Торки, а осенью того же года, после долгих раздумий, он приобрел участок в Уоткомбе с видом на залив Баббакомб. Участок состоял из нескольких наклонных полей вблизи Бартона, в трех милях к северу от Торки по дороге на Тигнмут, где в прежние времена он часто останавливал свой экипаж, чтобы полюбоваться видом. После этого каждое лето Брунели навещали Уоткомб, когда позволяли дела, и специальная серия записных книжек свидетельствует о его увлеченности своим загородным поместьем. Семья стала хорошо известна в Бартоне, и Брюнель за свой счет построил небольшую церковь на Черч-роуд, которая сейчас переоборудована под светские нужды.1

По замыслу Брунеля, перед строительством дома он должен был изменить перспективу и разбить сады, и для этого он обратился за советом и помощью к самому известному ландшафтному садовнику того времени - Уильяму Несфилду-старшему, который разбил Риджентс-парк, Сент-Джеймсский парк и реконструировал сады Кью. Молодые деревья перемещались на новые места с помощью специально разработанных инструментов, а многочисленные декоративные деревья и кустарники высаживались в строгом соответствии с планами, тщательно продуманными с учетом визави и продуманных перспектив. Сначала Брюнель набросал для себя готический замок с огромной башней, возвышающейся над морем, но, как он, вероятно, понял, такой вариант больше подходил для более холодного и дикого побережья, чем побережье Южного Девона. Вскоре этот проект был отложен в пользу проекта итальянской виллы с бельведером и террасой с колоннадой. С этой террасы двойная лестница с балюстрадой вела вниз, в итальянский сад, центральной особенностью которого был большой каменный бассейн с фонтаном. Хотя этот проект принадлежит карандашу Брюнеля, на него явно повлиял Несфилд, так как он сильно напоминает работу последнего в Грейт-Уиди в Вустершире для лорда Уорда. Но дом, о котором мечтал Брюнель, так и не был построен.2 Был