Жизнь и творчество Михаила Булгакова. Полный лексикон - Борис Вадимович Соколов

Булгаков, ни С.А. Самосуд, ни Я.Л. Леонтьев о такой перемене обстоятельств, естественно, еще не знали. 3 сентября 1938 г., согласно записи Е.С. Булгаковой, «М.А. рассказывал Самосуду в театре содержание «Рашели» («Фифи»). Тому понравилось, но он сейчас же, по своему обыкновению, стал делать предложения каких-то изменений. М.А. грустен, но ничего поделать нельзя. Приходится работать и подчиняться указаниям, делать исправления. Выхода никакого нет». 7 октября произошла первая встреча Булгакова с композитором Исааком Осиповичем Дунаевским (1900–1955). Е.С. Булгакова описала ее в дневнике: «Вчера вечером – очаровательно. Приехал Яков (Леонтьев – Б. С.) с Дунаевским и еще с одним каким-то приятелем Дунаевского (в позднейшей редакции приятель назван Туллером, сексотом из «Адама и Евы». – Б. С.). Либретто «Рашели» чрезвычайно понравилось. Дунаевский зажегся, играл, импровизируя, веселые вещи, польку, взяв за основу Мишины первые такты, которые тот в шутку выдумал, сочиняя слова польки. Ужинали весело. Но уже есть какая-то ерунда на горизонте. Яков сказал мне, что Самосуд заявил: Булгаков поднял вещь до трагедии, ему нужен другой композитор, а не Дунаевский. Что это за безобразие? Сам же Самосуд пригласил Дунаевского, а теперь такое вероломство!» В позднейшей редакции этой записи третья жена Булгакова выразилась еще резче: «Ну и предатель этот Самосуд. Продаст человека ни за грош. Это ему нипочем». 8 октября Самосуд уже предлагал заменить Дунаевского на Д.Б. Кабалевского. По утверждению Е.С. Булгаковой, «Миша говорил ему – как же теперь дирекция, интересно знать, будет смотреть в глаза Дунаевскому?» 14 октября 1938 г. Булгаков рассказал содержание Р. дирижеру Большого театра А.Ш. Мелик-Пашаеву (1905–1964), которому либретто понравилось. Правда, по свидетельству Е.С. Булгаковой, сразу возник вопрос, можно ли показывать на сцене кюре в качестве положительного героя, не вызовет ли это цензурных возражений (жена драматурга указала на полную нехудожественность любой замены этого героя). 27 октября Булгаков прочел первую картину Р. художнику П.В. Вильямсу (1902–1947) с супругой, а 28 октября принялся за вторую картину. Затем работа прервалась примерно на месяц и возобновилась 25 ноября. 1 декабря Булгаков послал письмо Дунаевскому, тревожась, что композитор не подает весточки о себе: «Я отделываю «Рашель» и надеюсь, что на днях она будет готова. Очень хочется с Вами повидаться. Как только будете в Москве, прошу Вас: позвонить мне. И «Рашель», и я соскучились по Вас». В ответном письме 4 декабря 1938 г. Дунаевский просил: «Не сердитесь на меня и не обращайте никакого внимания на кажущееся мое безразличие. Я и днем и ночью думаю о нашей чудесной «Рашели». 22 декабря Булгаков прочел композитору первую картину Р. и часть второй. В этот день Е.С. Булгакова записала: «Вообще – (боюсь ужасно ошибиться!) Дунаевский производит на меня впечатление человека художественной складки, темпераментного, загорающегося и принципиального – а это много значит! Он хотел, чтобы Миша просто отдал бы ему «Рашель», не связываясь с Большим. Но Миша не может, он должен, по своему контракту с Большим, сдать либретто в театр. Решили, что Дунаевский будет говорить с Самосудом и твердо заявит, что делать «Рашель» будет он».

8 января 1939 г. драматург отослал композитору первую картину Р. Дунаевский оценил ее очень высоко и в письме Булгакову от 18 января высказался вполне панегирически: «Считаю первый акт нашей оперы с текстуальной и драматургической стороны шедевром. Надо и мне теперь подтягиваться к вам. Я получил письмо Якова Леонтьевича (Леонтьева – Б. С.) – очень хорошее и правильное письмо. Я умоляю Вас не обращать никакого внимания на мою кажущуюся незаинтересованность. Пусть отсутствие музыки не мешает вашему прекрасному вдохновению. Дело в том, что я всегда долго собираюсь в творческий путь. К тому же первый акт ставит неразрешимые для дальнейших картин задачи. Очень легко сбиться в нем на веселых немецких студентов. Вот тут-то и заковыка… Начнем с б… мадам Телье. Друг мой дорогой! Ни секунды не думайте обо мне иначе, как о человеке, беспредельно любящем свое будущее детище. Я уже Вам говорил, что мне шутить в мои 39 лет поздновато. Скидок себе не допускаю, а потому товар хочу показать высокого класса. Имею я право на длительную подготовку «станка»? Мне кажется, что да. Засим я прошу передать мой самый сердечный и низкий поклон Елене Сергеевне, симпатии которой я никогда не посмею нарушить творческим хамством в отношении Вас. Крепко жму Вашу руку и желаю действовать и дальше, как в первой картине. Я ее много раз читал среди друзей. Фурор! Знай наших!»

Очевидно, что после письма Я.Л. Леонтьева Дунаевский уже не сомневался: именно ему предложено написать музыку Р. Однако приниматься за дело не спешил, не желая тратить время на вещь, перспекти– вы постановки которой в действительности оставались неопределенными. Линия советской внешней политики уже не отличалась безусловно антинемецкой направленностью. Булгаков, тем не менее, словам Дунаевского, призванным замаскировать неготовность форсировать работу, поверил и 22 января 1939 г. сразу по окончании отправил композитору вместе с письмом вторую картину, а 26 января – третью, призывая Дунаевского «ковать, ковать железо, пока горячо». Однако тот не отвечал, и пыл Булгакова охладел. 26 марта 1939 г. закончив работу над Р., он лишь 7 апреля отослал Дунаевскому последние картины с крайне лаконичной запиской: «Дорогой Исаак Осипович! Посылаю при этом 4 и 5 картины «Рашели». Привет! М. Булгаков». Гораздо больше по объему оказалось добавленное Е.С. Булгаковой страстное обращение: «Дорогой Исаак Осипович, Миша мне поручил отправить Вам письмо, и я пользуюсь случаем, чтобы вложить мою записку. Неужели и «Рашель» будет лишней рукописью, погребенной в красной шифоньерке? Неужели и Вы будете очередной фигурой, исчезнувшей, как тень, из нашей жизни? У нас было уже много таких случаев. Но почему-то в Вас я поверила. Я ошиблась?» К несчастью, жена драматурга и здесь оказалась пророчицей: на сцене Р. Булгаков так и не увидел. В марте 1939 г. последовал новый кризис в международных отношениях, вызванный германской оккупацией Чехословакии. До его разрешения невозможно было точно сказать, на чьей стороне окажется СССР – Германии или англо-французского блока, а от этого впрямую зависела возможность постановки Р. После заключения советско-германского пакта о ненападении 23 августа 1939 г. ситуация прояснилась. Но еще раньше Дунаевский был настроен пессимистически. 25 февраля он приехал к Булгакову и, согласно записи Елены Сергеевны, «Миша был хмур, печален, потом говорит, что не может работать над «Рашелью», если Дунаевский не отвечает на телеграмму и если он ведет разговоры по поводу оперы в том роде, что «Франция ведет себя плохо», значит, не пойдет! Дунаевский играл до 4‐х часов на рояле, кое-какие наметки «Рашели». А потом мы с Николаем