Записки из Тюрьмы - Бехруз Бучани

и пессимистами по отношению к миру и жизни. Но в любом случае все они по-своему уникальны; они стали людьми с ярко выраженной творческой жилкой, у них проявились беспрецедентные творческие способности. И, на мой взгляд, быть свидетелем этого феномена – невероятный опыт».

Позиция за/против беженцев

Чтобы осознавать и пресекать индивидуальные и структурные формы дискриминации, описанные в этом эссе, необходимо признавать и корректировать то, что мы называем «позицией за/против беженцев». Это парадоксальная позиция, когда в отношении беженцев одновременно проявляются поддержка и противодействие. Это может происходить в разных формах и проявляться на разных уровнях – от индивидуальных практик до политических решений. Такая противоречивая логика может возникать из-за неравного сотрудничества, межсекторальной дискриминации[102] и недооценки интеллектуального потенциала беженцев, когда эти факторы не учитываются в этических принципах организаций и действиях, связанных с помощью беженцам. Та же система, что породила Тюрьму Манус, создала и различные проявления этой двусмысленной позиции; в большинстве случаев становится возможным и приемлемым различным образом выступать как за беженцев, так и против них, и это противоречие оправдывается через логику институциональных и социальных норм, принятых в обществе.

Все это по-разному вредит как беженцам, так и взаимопониманию. Показания беженцев с острова Манус могут не принимать всерьез либо их свидетельства и действия воспринимают в искаженном свете, используя против них. Они не участвуют в дискуссиях, в создании и применении концепций и обсуждении тем, влияющих на восприятие обществом явления Тюрьмы Манус и, в некоторых случаях, на их собственное самопонимание и самоощущение. Кроме того, практики и структуры с различными целями и задачами могут всячески отвергать, искажать и ослаблять статус беженцев из-за социокультурного и образовательного разрыва и нехватки ресурсов. В итоге, когда в структурах, организациях и действиях отдельных людей выявляются, но не исправляются подобные проблемы, возникают такие факторы, как соучастие и отказ от ответственности.

Одна проблема в том, что конкретные сообщества беженцев – в данном случае мужчины из Тюрьмы Манус – исключены из обсуждений, которые касаются их жизней. Другая – в доминирующем и часто бессмысленном подходе, требующем множества обоснований, чтобы вписаться в набор критериев, несовместимых с освобождением от дискриминации (эти критерии никогда не служат поддержке беженцев и обретению ими прав, а вместо этого усиливают их маргинализацию и стигматизацию). Следовательно, весь дискурс страдает от того, что продиктован косными и устаревшими представлениями о том, что является законным, истинным и правильным поведением для беженцев. Таким образом сохраняются нормы, основанные на консервативном и колониальном образе мышления и действий. И эти стандартные установки ограничивают беженцев, поддерживая стереотипы о том, какими они должны быть и как себя вести.

Погранично-промышленный комплекс – коварный и всеохватывающий, так что все граждане в разной степени становятся его соучастниками. Поэтому, чтобы добиться успеха, активизм должен включать в себя тактики и стратегии, направленные непосредственно на демонтаж системы, и избегать подходов, рассматривающих активизм как самоцель.

Следующие тропы[103] используются для представления беженцев, часто принижая их опыт и способности, и служат для исключения их из дискурса и движений за справедливость. Эти тропы основаны на дихотомии дефицита / избытка, в которой беженцы противопоставляются гражданам:

• Человек из клетки, бегущий на Запад;

• Отчаявшийся проситель;

• Борющийся победитель – боец;

• Трагическая и несчастная жертва;

• Сломленный человек;

• Мистический мудрец – обманщик, изворотливый и таинственный.

Каждый троп может использоваться по-разному, а иногда они сочетаются друг с другом. Такие тропы потенциально сводят весь богатый и сложный жизненный опыт беженцев до изложенных покровительственным тоном упрощенных и стереотипных описаний, где сами беженцы выступают лишь объектом повествования, лишенным права рассказывать свою историю и выражать свое мнение (это не конечный список тропов, он может меняться и дополняться).

Термины обретения силы

Бехруз: «После того как я посмотрел «Время пьяных лошадей» Бахмана Гобади[104] (2000), я подумал, что, если когда-нибудь сниму фильм, он выйдет именно таким».

Книга Бехруза – это вклад в курдскую литературную традицию и курдское сопротивление. Для верного понимания его текста необходимо учитывать контекст и такие факторы, как стили и структуры, веками присущие курдскому творчеству, коллективные воспоминания об исторической несправедливости и политическую историю курдов, а также их концепции бытия и становления, связанные с их землей. Эта книга – значимое произведение как австралийской, так и персидской литературы, но самые яркие элементы в ней – образ жизни, мышления и действия коренных курдов. Чтобы помочь читателю лучше понять точку зрения, замысел и видение автора и стимулировать вдумчивое чтение, нам нужно расшифровать схему из этих элементов, техник и динамик. Ниже приведен список направляющих принципов, которые могут стать контекстной схемой для чтения:

• наследие коренных курдов;

• пробуждение чувств, воспоминаний, ассоциаций;

• самоопределение народа;

• сохранение культурного наследия;

• деколонизация и освобождение;

• межсекторальная и межнациональная риторика;

• ужасающий сюрреализм;

• новые знания.

В примечании переводчика я описываю жанр Бехруза как «ужасающий сюрреализм». Реальность сливается с мечтами и творческим переосмыслением природной среды, ужасающих событий и архитектуры. Реальность также представлена в форме свободного ассоциативного ряда, потока сознания, затрагивающего не только автора, но и других людей.

Главную роль в писательстве Бехруза играет подсознание, оно передано через поток сознания или, точнее, фрагментированный или нарушенный поток сознания. Его письменный стиль поэтичен и сюрреалистичен, события в нем часто представлены как сцены в театре, в которых переплетаются светские и священные мотивы. Этот прием – использование театральных элементов в сочетании со светскими и священными нарративами – привычная техника в курдской литературе, уходящая корнями в творчество известного поэта Абдуллы Горана[105]. Этот аспект в творчестве Бехруза возрождает курдскую устную и литературную историю, при этом соответствуя современным представлениям о сопротивлении, политических амбициях и гонениях. Несмотря на устрашающий, мрачный и пессимистичный характер многих частей книги, они включают в себя жизнеутверждающие элементы: проявление внутренней силы и борьбу за свою жизнь и права. В этом отношении стиль и манера Бехруза проявляют черты натурализма, как в творчестве писателя Шерзада Хассана[106].

Многие отрывки книги пропитаны стилем мифов и эпосов. Книга отсылает к истории борьбы курдов против агрессоров и оккупантов, а также критикует политическую идеологию и колониальность / современность[107]. Бехруз переплетает легенды, мифы, психоанализ других людей с образами из своего воображения и собственной реакцией на естественную и искусственную среду обитания. Использование в его текстах видений и сновидений можно отчасти объяснить влиянием поэта и писателя Шерко Бекаса[108], хотя Бехруз также вырос, слушая притчи, сказания и народные песни, которые рассказывала и пела его мать. Более явно на мышление и писательство Бехруза