Американская история любви. Рискнуть всем ради возможности быть вместе - Илион Ву

(и вскоре скончалась). Однако у долгожданного ребенка Эллен, в отличие от дочери Байрона, была надежда – ему предстояло родиться в атмосфере истинной любви.

Общение двух женщин, о котором Уильям Уэллс Браун написал в Liberator (не упоминая о беременности Эллен), дает нам возможность представить жизнь Крафтов в Оккаме, о чем почти никто не упоминает. Для супругов это был год беременности, новых надежд и свершений, новых знаний и ожиданий – и в то же время мрачный, чему способствовали известия с другого конца света.

Жизнь в Оккаме протекала в соответствии с установившимся ритмом. Эллен и Уильям смогли реализовать давнюю мечту – получить образование, что было запрещено в рабстве[733]. Утром занимались чтением и письмом, музыкой и математикой, а также изучением Священного Писания (отдельно от школьников). За несколько месяцев они научились свободно читать и писать. Днем обучали школьников своему мастерству – шитью и столярному делу. Получалось хорошо, дети их любили. По воскресеньям они посещали службу в старинной приходской церкви. Супруги пользовались популярностью в школе и окрестностях: по утрам девочки махали Эллен платочками, а местные жители приветствовали их, приподнимая шляпы.

Однако их друзья чувствовали, что Крафтам «очень одиноко». Особенно «остро ощущала изоляцию от своих американских друзей» Эллен. И чувства эти становились все сильнее с приближением родов[734]. Через месяц пребывания в Оккаме Крафты ненадолго выехали в Лондон, где встретились с Уильямом Уэллсом Брауном. Тот счел, что они вполне счастливы. Их навестили Эстлины. Завидев на дороге пожилого доктора с дочерью, Эллен бросилась навстречу. Но такие визиты были слишком короткими и редкими. Браун вскоре отправился в лекционный тур, Уильям страстно хотел быть с ним, но пришлось оставаться в английской глубинке, где не было никого, кто разделял бы его взгляды и был бы ему родственной душой.

Возникли и другие проблемы. Пошли слухи, что у Уильяма Уэллса Брауна роман с Эллен. А сама Эллен в начале беременности чувствовала себя настолько плохо, что пришлось вызывать в Оккам доктора Эстлина. Плохое самочувствие сопровождало ее всю беременность[735]. Доктор возмущенно опровергал глупые слухи, но они порождали столько проблем для Брауна, что тот даже подал в суд на человека, который, как он считал, их распространил: на Джона Скобла.

А потом пришли известия из Америки. Биологический отец Эллен и хозяин ее матери Джеймс Смит долгое время тяжело болел. Крафты и их друзья-аболиционисты «день и ночь» трудились, чтобы выкупить мать Эллен. Сама она постоянно беспокоилась о Марии. Если бы Эллен узнала о болезни отца, то поняла бы, что последний шанс освободить мать вскоре исчезнет[736].

В начале мая, примерно в середине беременности Эллен, когда она начала ощущать толчки ребенка, Джеймс Смит скончался. Газета Georgia Telegraph сообщила о кончине «замечательного человека». В некрологе писали: «Все, кто его знал, ощущали несокрушимую цельность его характера и сердечную теплоту. Привлекательная открытость манер делала его всеобщим любимцем. Невозможно поверить, что у такого человека был хоть один враг… Великолепный адвокат, не знавший равных. Интеллигентный гражданин, думавший о благе общества, надежный и верный друг, добрый и чуткий сосед, всегда готовый прийти на помощь… Человек с абсолютно незапятнанной репутацией…»[737]

Имущество Смита было учтено и переписано. После него остался кирпичный особняк в центре Мейкона, плантация в округе Хьюстон, множество скота, акции, домашняя утварь и домашний скот стоимостью 17 900 долларов, а также 116 рабов – мужчин, женщин и детей. Среди них была семилетняя Эллен (500 долларов) и шестидесятилетняя Мария (0 долларов), а еще сорокалетняя Мария, официально оцененная в 500 долларов, но считающаяся бесценной – и (но по совершенно иным причинам) в глазах ее дочери Эллен Крафт, и в глазах новой хозяйки Элизы Кливленд Смит[738].

После смерти Джеймса Смита Мария перешла в руки наследницы. Миссис Смит могла поступить с ней, матерью ребенка, с которым пришлось расстаться, как угодно. Она могла продать Марию «вниз по реке» или подарить члену семьи, могла продать Крафтам за любые деньги. Но предпочла оставить при себе.

* * *

В последнем триместре беременности Эллен получила новые печальные известия с Юга. В газетах писали, что Эллен настолько несчастлива на свободе, что бросила мужа и кинулась к некоему американцу, умоляя его вернуть ее хозяевам. Казалось, власти Юга, взбешенные неспособностью контролировать ее действия и вернуть ее тело, решили исказить в своих интересах историю: доказать, что она неспособна жить самостоятельно и является рабыней по духу – бросила мужа и не смогла быть хорошей женой. Фальшивыми статьями они пытались подавить ее волю и желания. Подобных сообщений было так много, что даже добросердечный священник Сэмюэль Мэй-младший, который помогал Крафтам выбраться из Бостона, им поверил и отправил Эстлину вырезку из New York Evening Post[739].

В тот момент Эллен была целиком поглощена беременностью и никак не реагировала. Сколь бы обидными ни были статьи, у нее иные приоритеты. Ребенок рос, развивался, лишал ее сна. На улице становилось холодно. И только тогда Уильям Уэллс Браун в письме к Уэнделлу Филлипсу осторожно намекнул, что Крафты ожидают «прибавления семейства»[740].

И вот наступил знаменательный октябрьский день. Со дня бегства из Джорджии прошло сорок шесть месяцев. Двадцать три месяца назад Крафты бежали из Америки. В восемь вечера после тяжелых родов Эллен с Уильямом увидели прекрасного мальчика.

Они назвали его Чарльзом Эстлином Филлипсом Крафтом. Чарльзом звали брата Уильяма, который учился на кузнеца, но потом его продали. Эстлины были лучшими друзьями Крафтов в Англии – Джон Бишоп и его дочь Мэри. Уэнделл Филлипс, великолепный оратор, когда-то предсказал, что история Крафтов станет известна миллионам. А Крафт – фамилия, под которой их знали в Джорджии, на Севере и за океаном. Они носили ее с гордостью и никогда не отказывались от нее. С таким именем их сын увековечивал все этапы жизненного пути родителей до его рождения[741].

Держа ребенка на руках, Эллен еще чаще думала о Марии – так хотелось поделиться радостными новостями с матерью[742]. Своим счастьем она поделилась с другой матерью, которая стала крестной ребенка: леди Байрон. Баронесса вернулась и сделала молодой матери щедрый подарок – сначала 500 фунтов и потом еще 100 фунтов золотом[743]. Эти деньги принадлежали лишь Эллен.

К ним она не прикасалась более двадцати лет и даже не говорила о них мужу. Когда-то Джеймс Смит составил завещание таким образом, чтобы наследство дочерей (признанных) было защищено от долгов их мужей