Максим Капитановский - Во всём виноваты «Битлз»

После «Голубки» подошли двое:

— Нашу! С объявой!

Они всегда приходили втроём, крепко пили, иногда снимали девушек, но это случалось редко. Свободные тёлки у нас не тусовались — загород всё-таки. А так, большая часть времени тратилась у них на подшучивание и всякие розыгрыши третьего пария — надутого и, по-видимому, глупого. Наверное и возили его для этого.

Гриша принял чирик и привычно объявил:

— Друзья выражают соболезнование своему кенту Грибу по поводу неудачной операции по вживлению царя в голову. Для дорогого Гриба звучит композиция «Каким ты был, таким ты и остался!».

И мы заиграли.

Те двое грибных дружков как всегда заржали, а сам предмет «тихой охоты», чтоб сделать им приятное, сделал вид, что ему неприятно. Может быть, он и не был таким уж глупым, каким они его считали.

Потом «для постоянных клиентов Зямы и Толи» мы сыграли целое попурри из песен: «Журавли», «Широка страна моя родная» и магомаевской «Мы на чёртовом катались колесе». Во всех этих произведениях нами обыгрывался двойной смысл правильных в общем-то слов. Если бы дело происходило в тридцатые годы, а в органах работали бы такие же остроумные люди, как мы, то паре маститых поэтов, написавших эти шлягеры, как пить дать засветилось бы по пятнахе лесоповала плюс пятёра «по рогам».

Гриша пел: «Мне кажется порою, что солдаты, с кровавых не пришедшие полей, не в землю нашу полегли когда-то, а превратились в белых…» — тут мы все резко останавливались и играли кусочек из «Боже, царя храни!». Потом Петька чугунным басом Поля Робсона с акцентом излагал: «Широка страна мойя роднайя, много в ней льесов, польей и рек», — мы останавливались, Петька указывал на себя и категорически заявлял:

— Я — другой! Такой страны, — он обводил рукой воображаемое пространство от Западной Белоруссии до Камчатки, — не знаю!

Зал выл от восторга. А когда Гриша, взмахивая руками, как Магомаев крыльями, заводил: «А я лечу, лечу, лечу»… а мы радостно орали: «Не надо только лечить!», народ вставал и десять минут бурно аплодировал, как какому-нибудь Брежневу на каком-нибудь XXIV съезде КПСС.

Сначала этот номер стоил двадцать рублей, а потом его за тридцать приватизировали Зяма с Толей, посещавшие ресторан два-три раза в неделю после работы в каком-то мутном учреждении на Старой площади.

В общем, вечер катился, как по рельсам: сыграли гимн Туниса, «Ламбаду», «Чёрного ворона» для плачущего подполковника, композицию «Моби Дик» группы «Лед Зеппелин» для забредшего на огонёк по случаю выходного барабанщика из «Сказки» и песенку из мультфильма «Голубой щенок» (друзья поздравляют своего кента Гриба с изменением окраса). Кроме осознания хорошо выполненного долга перед человечеством нас грело всё уменьшающееся свободное пространство в чёрной коробке из-под микрофона, куда Гриша, часто отлучаясь в подсобку, аккуратно складывал наши заработанные деньги. Ещё в коробке лежал листочек с протоколом якобы проведённого собрания коллектива по поводу сбора средств на покупку нового голосового усилителя. Листочек с датой находился при бабках и обновлялся каждый месяц на случай налёта ментов (бывали прецеденты).

Сейчас 3 часа 23 минуты ночи 17 июня 2006 года. Я вот пишу всё это и думаю: кто Вы, дорогой читатель? Каким образом попала к Вам эта книжка? Получаете ли Вы удовольствие, верите ли мне? Хотя, если Вы дочитали до этого места, а не выбросили «фолиант» на помойку, значит, чем-то Вас зацепило. Это здорово! Но, может, Вы читаете и думаете: «Ну и заврался ты, парень!». Как бы мне хотелось поговорить с Вами очно. Но, увы, пока книжный интерактив ещё не реализован. Я изо всех сил веду работу в этом направлении и уже кое-чего добился. Например, могу проверить, внимательно ли Вы читаете. Проверить, удалось ли мне погрузить Вас в ту атмосферу конца семидесятых, о которой со вздохом вспоминают взрослые люди с памятью. Вот в предыдущем абзаце упоминается «Ламбада». Если в ряду с «Чёрным вороном» и другими подобными вещами «Ламбада» царапнула ваше ощущение времени, значит, всё в порядке, ведь это анахронизм: она появилась лет через десять после описываемых событий и быть сыгранной тогда никак не могла. Ну, а уж если Вы никакого внимания на это несоответствие не обратили, то Вы тоже не виноваты — это я (льщу себя надеждой) так произведение закрутил, что Вы взахлёб читаете и на мелочи не размениваетесь. В общем — и так, и так хорошо! Поехали дальше!

Около десяти заскочил Вениамин Борисыч — наш куратор из местного отдела культуры:

— Сегодня сидеть не буду, у меня в машине люди, — и он сделал кобелиные глаза, из которых чуть не засочилось то, что сочится у кобелей из другого места.

— Люди-то проверенные? — подобострастно спросил Петька. — Вы уж там поосторожнее! Как мы без вас-то?!

— Самые проверенные! Из бухгалтерии! Давай быстрее рапортичку.

Гриша подал бумагу с нашим официальным репертуаром, начинавшимся с задушевной песни «Степь да степь кругом», якобы играемой нами инструментально в аранжировке начальника отдела культуры Протасова. В рапортичке вообще все песни были аранжированы этим Протасовым, а некоторые даже целиком им написаны. Например, неизвестный мне (да и никому) ресторанный шлягер «Партизаны идут». Ноты-то я один раз видел: тактов четыреста — партизаны шли довольно долго. Смысл рапортички заключался в том, что Протасов с каждого исполнения произведения, к которому он был причастен, получал от благодарного государства несколько копеек. Только через наш кабак у него выходило рублей сто тридцать в месяц, а музточек в «юрисдикции» Протасова присутствовало шесть или семь. А Вениамин Борисыч обязан был следить, чтобы наш репертуар от рапортички ни на йоту не отличался. Раза два в месяц он являлся с дружками на «проверку», «гудел» часа полтора, подписывал бумагу, а мы оплачивали его счёт. Венбор был человеком неплохим, не наглел и больше трёх человек с собой не приводил.

Сейчас он быстро на колонке подписал рапортичку, забрал объемистый пакет с коньяком и закусками — сухой паёк, как он говорил, — и отправился блудить с бухгалтерией. Все было как всегда, и мы вернулись к осуществлению искусства.

Где-то через час, во время перерыва, один хорошо нам знакомый, плохо знакомый с нашими правилами, заломив руку, пригласил меня в банкетный зал на суровый мужской день рождения какого-то спортивного бандита или бандитского спортсмена с прижатыми расплющенными ушами. Там человек одиннадцать мрачных здоровяков почти одновременно предложили мне выпить Причём пододвинули водку в одном из тех самых полулитровых кубков, которыми с моей подачи был оснащён банкетный зал.