Елизавета Федоровна - Дмитрий Борисович Гришин

поводу у этого доброго чувства, вместо того чтобы бороться с собой. Пьедестал, на который меня затащили не из чего иного, как из песка, я всегда это знала, и буря обрушит его, вот тогда придет разочарование или… В конце концов, не я себя сюда поставила; хоть я и удерживаюсь на нем, каждую минуту ожидая падения, но тщеславие и удовольствие воображать из себя нечто вынуждают меня там оставаться. Если жизнь вас не наказывает, нужно самому стать своим судьей.

Странные вещи я Вам пишу. Но мой крест – это счастье, успех, доброта и любовь других людей, наконец, все огромные радости, которые дает жизнь, тогда как для всех крест – это смерти, страдания, глубокие разочарования и жестокие жизненные испытания. Понимаете, именно с меня, кому много дано, много и спросится. Иногда я досадую на других – это очень, очень плохо, я знаю, – когда они похищают мои жалкие маленькие приношения, которые я приготовила для Бога, и вместо них приносят свои превосходные дары от моего имени. Он их приемлет и улыбается: “Вот как вы ее любите – будьте благословенны”. И трепеща я вижу, что это не мои безделицы – а я так хотела, чтобы Он их принял. Ради них и за них я получила благословения, но я хотела бы их заслужить сама. Может быть, это неблагодарность – нет, я не неблагодарна, я глубоко тронута. Увы, я не думаю становиться лучше. Я жду, как обычно, что все придет, все устроится, – но ответственность… Вот почему я боюсь смерти, ведь Бог столько с меня взыщет. Страшно, что Он взыщет – и не обрящет».

Как раньше, так и несколько позднее, Елизавета Федоровна (хоть и крайне редко) давала себе самооценку в письмах родным и знакомым, комментируя отношение к ней других людей. «Разве не хотел бы стать лучше любой из нас? – писала она графине Олсуфьевой еще в 1901 году. – В чем заслуга быть добрым, если милостивый Бог дал вам уравновешенный характер и счастливую жизнь? “Кому много дано, с того много и спросится”. Оказавшись в ином положении, могли бы осуждать – а, может быть, сами были бы еще хуже. Вы меня превозносите, а в чем моя заслуга? Бог дал мне спокойный характер, немного ума, немного сердца и много вкуса – чем же я заслужила, что я хорошая, было бы странно, будь я другой». Уже посла трагедии Николаю II Елизавета Федоровна напишет: «Да что я такое? Ничем не лучше, а то и хуже других. Если кто-то говорит глупости и преувеличивает, чем я виновата? Ведь в лицо мне этого не говорят – знают, что я ненавижу лесть как опасный яд. Я ничего не могу поделать с тем, что меня любят, но ведь и я люблю людей, и они это чувствуют. Я делаю для них что могу и в ответ получаю благодарность, хотя и не должно на это рассчитывать». Но в письме к Юсуповой совсем иное – Великая княгиня сомневается в правильности своих прежних дел и, анализируя достигнутое, ужасается тому, как далека она от того, чего хотела добиться.

Значит, надо спешить. Вот откуда этот вновь появившийся страх смерти – боязнь не успеть, не дойти, не исполнить. Отныне она будет торопиться. Как и любой человек, в чем-то ошибется, где-то оступится, но никогда не свернет в сторону, не остановится перед трудностями, не сложит руки. У нее будут самые высокие ориентиры, ко многому обязывающие, но и помогающие идти вперед. Она поставит перед собой сложнейшие задачи и, справившись с ними, поднимется на огромную сияющую высоту.

Не менее двух раз в год Елизавета Федоровна приезжала в Троице-Сергиеву лавру, где в молитвах обретала духовную поддержку. Выстаивала и раннюю и позднюю литургии, посещала соседние скиты. Не оставляла вниманием и Хотьковский Покровский монастырь – место упокоения родителей преподобного Сергия. 23 сентября 1912 года она присутствовала в нем на освящении только что построенного Никольского собора, откуда направилась в Лавру и провела там два дня на праздновании памяти Радонежского чудотворца.

Царствование Николая II ознаменовалось целым рядом особых праздников – прославлением святых. После канонизации Серафима Саровского в 1903 году последовали восстановление почитания княгини Анны Кашинской в 1909 году, перенесение мощей преподобной Евфросинии Полоцкой в 1910 году, канонизация святителя Иосафа Белгородского и восстановление почитания преподобного Ефросина Синозерского в 1911 году, канонизация патриарха Гермогена в 1913 году, святителя Питирима Тамбовского в 1914 году и святителя Иоанна Тобольского в 1916 году. В некоторых случаях Государь проявил личную настойчивость, убеждая Синод в необходимости прославления подвижника; он чувствовал и разделял любовь своего народа к «светильникам веры», понимал, что почитание их людьми должно быть поддержано Церковью для укрепления духовных начал, верил наравне с подданными в обретение через эти действа новых небесных заступников России. Елизавета Федоровна приняла участие в четырех таких торжествах.

В июне 1909 года она отправилась в город Кашин в Тверской губернии на второе прославление в лике святых княгини Анны. С собой помимо лампады, предназначенной в дар, везла для освящения на мощах уникальную икону святой из усыпальницы мужа – серебряную, чеканную, созданную мастерами Оружейной палаты в 1676 году. Принадлежавший Великому князю Сергею Александровичу образ Анны Кашинской ранее находился у императрицы Марии Александровны, что говорило о почитании святой в Царской семье даже в период официального запрета. Но почему же таковой существовал и что заставило его отменить? Вкратце история вопроса выглядела так: княгиня Анна Дмитриевна, дочь ростовского князя Дмитрия Борисовича, была женой святого Великого князя Михаила Тверского, замученного в Орде в 1318 году. Овдовев, она приняла постриг, а затем и схиму, проведя последние годы в Успенском монастыре города Кашина, где скончалась в 1368 году. В период Смуты возникло ее большое почитание, и в 1650 году княгиня-схимница была официально канонизирована. Царь Алексей Михайлович, обрадованный таким событием, повелел построить на собственные средства новый собор с приделом Анны Кашинской и изготовить для ее мощей раку, на которую руками его сестер-царевен были вышиты покровы. Однако в 1677 году комиссия патриарха Иоакима, направленная в Кашин перед намечавшимся паломничеством царя Федора Алексеевича, нашла неправильным почитание княгини Анны как святой. Основной причиной стали упорные усилия старообрядцев, утверждавших, что двуперстное сложение ее руки доказывает лживость никоновской реформы, а для окончательного решения проблемы инспекторы использовали расхождения между официальным житием княгини и текстами летописей. В итоге мощи было велено закопать, иконы изъять и впредь кроме панихид не совершать по Анне Кашинской никаких поминаний. Запрет длился два с половиной века, но, несмотря на него, народное почитание святой княгини продолжалось. После долгих усилий, включавших и депутацию кашинцев к Николаю II, было принято решение о повторной канонизации княгини Анны как общерусской святой. Десятки тысяч богомольцев собрались в Кашине на этот