Паустовский. Растворивший время - Олег Дмитриевич Трушин

продуваемом ветрами окском холме, под которым протекала речка Таруска, впадавшая в Оку. Приобретение было явно не блестящее и больше всего походило на покупку, сделанную в порыве эмоций, нежели на обдуманное, взвешенное решение.

И всё же Таруса была выбрана не случайно.

Николай Оттен[35], открывший для Паустовского Тарусу, вспоминал:

«Константин Георгиевич получил квартиру в высотном доме на Котельнической набережной – две большие комнаты на пять человек семьи – и был несказанно этому рад. Но вскоре после того, не помню, у него или у меня, после нескольких вечеров, во время которых добрые знакомые создавали шумный, утомительный фон, не давая вести хоть сколько-нибудь вразумительную беседу, Константин Георгиевич сказал мне:

– Давайте-ка вместе выбираться из Москвы. Надо поискать тихое место, покрасивее и подальше.

– А Солотча? – спросил я.

– С Солотчей покончено, – сухо ответил Паустовский.

Этот наспех затеянный разговор мог бы не иметь последствий, если бы не неудержимая энергия Татьяны Алексеевны»{306}.

В конце мая 1955 года Паустовский первый раз приедет в Тарусу и пробудет в ней до конца ноября, работая над третьей книгой автобиографической повести «Обвалы времени», которая в конечном варианте обретёт название «Время больших ожиданий».

Константин Паустовский в саду. Таруса. 1959 г. Фото А. Л. Лесса

Алёша Паустовский. Таруса. 1960 г.

Таруса понравилась Константину Георгиевичу.

Однако искал ли Паустовский в Тарусе образы Солотчи? Наверняка! Всё та же холмистость, виды на окские просторы, безбрежность лесов… И всё же, если бы не близость Оки, чьё русло невольно «связало» собой калужскую Тарусу и рязанскую Солотчу, и в этом было что-то особенное, Паустовский вряд ли принял бы выбор Татьяны осесть в этом заштатном провинциальном городке, до которого добраться-то была одна канитель.

Уже в первое своё лето в Тарусе Паустовский, как-то очень быстро включившись в жизнь этого провинциального городка, начал принимать активные попытки по его благоустройству. А обратить внимание было на что: кроме дорог, в городе отсутствовал центральный водопровод – воду набирали из колонок; освещение было керосиновыми лампами, так как находившегося в городе «дизеля» хватало только на два вечерних часа, и то с перебоями…

Его статья «За красоту родной земли», опубликованная в «Литературной газете» № 82 от 12 июля 1955 года, «разбудит» чиновников из Комиссии по охране природы АН СССР, откуда уже 18 июля Паустовскому напишут:

«Комиссия направляет в Тарусу своего научного сотрудника Борисова Владимира Александровича для более подробного выяснения положения с охраной природы в этом районе»{307}.

Чуть позже, 26 июня 1956 года, в газете «Правда» появится статья Паустовского «Письмо из Тарусы», в которой будут изложены мысли не только о благоустройстве города, но и о «…превращении района Тарусы в заповедник исключительного по своей живописной силе русского ландшафта». И это письмо также возымеет успех.

В 1955 году Паустовский по собственной инициативе поднимает вопрос о возвращении Нине Грин прав на литературное наследие Александра Грина.

Стоит отметить, что кроме Паустовского по поднятому им вопросу за Нину Грин больше никто так и не вступился. Не решил эту проблему и Федин, к которому Нина Николаевна, не без ходатайства Паустовского, обратилась за помощью летом 1955 года. Тогда, в ноябре того же года, Паустовский, как председатель по литературному наследию Грина, прямо написал Константину Федину:

«Разве Грин не заслужил (как к нему ни относиться), чтобы его жена не была нищей? Всё это равнодушие и мертвечина стоят поперёк горла.

Нина Николаевна придёт к тебе на приём. Не можешь ли ты посоветовать ей какой-нибудь выход?»{308}.

Понимая всю сложность ситуации и вряд ли надеясь на безотказность, под самый занавес года, 31 декабря, Паустовский пишет письмо в ЦК КПСС, адресуя его первому секретарю Н. С. Хрущёву и в Совет министров СССР, в котором излагает следующее:

«В 1932 году в г. Старом Крыму умер писатель Александр Грин (А. С. Гриневский).

В своих жизнеутверждающих книгах Грин всегда звал к высоким и благородным человеческим чувствам, прославлял мужество и пытливость, с необыкновенной чистотой писал о любви и был превосходным мастером сюжета и пейзажа. Его повесть “Алые паруса” (прототипом главной героини произведения – девочки по имени Ассоль как раз и стала Н. Н. Грин – О. Т.) широко известна. Грин пользуется большой любовью среди широких кругов наших читателей, особенно среди молодёжи.

В 1956 году Гослитиздат выпустит однотомник Грина. Одновременно выпустит однотомник и Детгиз.

Вдова А. Грина – Нина Николаевна Грин с октября 1945 г. по октябрь 1955 г. пробыла в трудовых лагерях. В настоящее время она совершенно реабилитирована и вернулась в Москву.

Во время пребывания Н. Н. Грин в лагерях истёк срок её прав на литературное наследство Грина.

Я знаю исключительно тяжёлое положение Н. Н. Грин – человека пожилого, очень больного и потому неспособного к труду, оставшегося без всяких средств к существованию. Поэтому я считаю своим моральным долгом поддержать просьбу Н. Н. Грин о продлении для неё права пользования литературным наследством А. Грина на тот срок, когда она не могла им пользоваться, будучи в лагерях. Это – единственная для неё возможность существования»{309}.

Стоит отметить, возвращение авторского наследия Александра Грина его вдове не стало единственной заботой Паустовского относительно доброго отношения к памяти Грина. Уже на следующий год, сам переживая весьма непростые времена, Паустовский впрягся ещё в одну сложную историю с Грином – он захотел спасти домик писателя в Старом Крыму, где «великий романтик» жил последние годы. Писательское сообщество это вообще не интересовало, хотя имя Грина было на слуху, и у Паустовского не было никакой поддержки.

Задача была действительно не из лёгких – не только в плане организации, но и реальности воплощения задуманного. Домик был в таком состоянии, что его проще было снести и выстроить новодел, нежели бороться за спасение оригинала, и всё потому, что уже долгое время в его стенах находился… курятник, устроенный председателем Старо-Крымского исполкома, которому он по праву принадлежал, а от сада, что некогда окружал дом, остались лишь жалкие изломанные временем деревца. В самом же домике не осталось ничего, кроме стен, что мог видеть Грин. При таких обстоятельствах говорить о создании какого-либо музея было в общем-то напрасной затеей.

И всё же Паустовский решился и на это!

Но тут Константин Георгиевич пошёл другим путём: он обратился в Старо-Крымский горсовет с исключительной