Хендрик Фертен - В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС

Мы практически не сомневались, что потребление алкоголя играет огромную роль в каждодневной жизни русских. И нам довелось самим убедиться в этом. Видимо, в наказание за грехи наши, нам не повезло оказаться в непосредственной близости к винному погребу отеля «Монополь», который русские обнаружили вскоре после того, как заняли город. В результате мы становились свидетелями того, как люди в униформе, которые называли себя солдатами, напивались до неконтролируемого состояния и начинали во все стороны палить из своих пистолетов. Они вели себя, как животные. Нас самих при этом нередко выгоняли из подвала и заставляли пить с ними. Нам приходилось напиваться до состояния, когда мы уже не держались на ногах. После этого почти все из нас стали убежденными трезвенниками.

Однажды вечером нас заставили стать свидетелями изнасилования одной из наших медсестер. Трое пьяных русских с шапками на затылках спустились в подвал, чтобы найти, как мы думали, еще выпивки. Однако они искали вовсе не это. С криком: «Баба, иди сюда!» — они поймали Ангелу, хорошенькую медсестру с красивой улыбкой, которая прежде так любила смеяться. Услышав ее крики, жених Ангелы, который был сержантом медслужбы, набросился на русских, не посмотрев, что их трое и что они вооружены автоматами. Русские, естественно, сбили его с ног, но, к счастью, не застрелили.

Мы все тут же выбежали из подвала и оказались в передней, но на нас сразу наставили автоматы. Ангелу положили на стол. Она отчаянно пыталась сопротивляться, но что она могла сделать? А мы были вынуждены стоять с поднятыми руками и смотреть на позорную сцену изнасилования. Всего несколько дней назад мы были вооружены и безжалостно расправлялись с подобными животными. Теперь нам не осталось ничего, кроме как смотреть за тем, что делают существа, называющие себя людьми, и у нас не было никакой возможности изменить ситуацию. Агитатор Илья Эренбург мог гордиться последователями своей пропаганды.

Изнасиловав медсестру, русские удалились. Ангела также исчезла в ту ночь. Позор, перенесенный ею при стольких свидетелях, оказался тем, что она не смогла вынести. Мы больше не видели ее.

Мы были проданы и преданы. Наши жизни оказались в полном распоряжении победителей. Мы могли жить сегодня, но умереть завтра или даже в тот же день по прошествии лишь нескольких минут. Мы проживали каждый день с осознанием этого.

Как-то раз к нам неожиданно забрел очередной русский. Он резко выстрелил, и пуля пролетела у нас над головами. В результате некоторые из нас попадали с кроватей. К счастью, никто не пострадал при этом. А для русских это было всего лишь игрой. Игрой, в которой наши жизни висели на волоске.

К нам заходили и другие гости из русских, визиты которых были относительно безобидными. Так однажды к нам забрел «оратор», желавший попрактиковаться и нуждавшийся в аудитории. Он появился у нас, размахивая пистолетом, но при этом вежливо попросил раненых, которые могут ходить, проследовать за ним в переднюю. Там он встал на стул и начал по-русски произносить свою речь. Для большинства из нас это было все равно, что на японском. Он, должно быть, заметил, что его слова падали на выжженную почву, поскольку из них нам были понятны лишь «коммунизм», «Ленин», «Сталин» и «русская культура». Он спросил, сможет ли кто-нибудь быть переводчиком, и один из наших ребят, который был выходцем из Верхней Силезии, согласился на эту роль. Специально, чтобы он мог переводить, русский делал паузы, во время которых совершал по хорошему глотку из своей бутылки водки.

Надо сказать, что наш друг из Силезии обладал хорошим чувством юмора, благодаря которому он устроил нам незабываемый вечер. Он переводил нам совсем не то, что говорил русский. И мы внимательно слушали, мы аплодировали коммунистическим достижениям в советском раю. Мы были весело настроены, и наш «оратор» думал, что собрал прекрасную аудиторию. И почему нет, если он так вежливо попросил нас послушать его? Мы оказались очень терпеливой аудиторией и не мешали ему говорить до тех пор, пока он не упал со стула, переполненный двумя вещами, необходимыми для русской души, — интеллектуальными усилиями и горячительной жидкостью. Он так и остался лежать там до самого утра, пока один из русских офицеров не разбудил его ударом сапога и не погнал на выход, после чего жестоко избил. Мы подумали, что дисциплинарные меры в немецкой армии в подобном случае не были бы столь жестокими, и даже пожалели нашего «оратора».

В течение некоторого времени я игнорировал настоятельные советы моих товарищей, призывавших меня избавиться от моей униформы. Мне не хотелось идти в лагерь для военнопленных в больничной одежде. Однако чем больше вражеских солдат стало приглядываться к моим рунам СС, тем больше я стал задумываться над этим. В конечном итоге мне удалось сменить свою эсэсовскую униформу на униформу сержантского состава вермахта. Одновременно с этим я с тяжелым сердцем сжег свою солдатскую расчетную книжку, в которую были занесены все данные о моей военной карьере и детали моего участия в ближних боях на территории города. Я не только был благодарен судьбе за то, что выжил в этих боях, но и гордился, что принимал участие в них и внес свой вклад в их результат. Тем не менее я решился сохранить свои боевые награды.

Согласно записям в моем дневнике, наш медицинский центр был закрыт 18 мая, и мы были направлены на Херренштрассе, где находился временный лагерь для военнопленных. Оттуда нас должны были распределить в разные лагеря, и, прощаясь друг с другом, мы говорили друг другу, как это было принято в Бреслау, «Будь здоров!» и «Выше нос!» Мы не знали, соберут ли нас потом вместе и встретимся ли мы когда-нибудь снова. Глаза отважных защитников Бреслау были наполнены горечью и грустью, словно у изнуренных волков.

Мой мозг постоянно будоражили мысли о том, чтобы совершить побег, но моя рука с наложенной на нее шиной препятствовала этому. В этом состоянии у меня не было шансов на успех. Тем не менее мне вовсе не хотелось оказаться в сибирской тайге. У меня не было иллюзий насчет того, в каких условиях нас будут содержать в лагерях для военнопленных. Я знал, что русские отказались подписать Женевскую конвенцию 1929 года, а также о том, что многие немецкие военнослужащие, взятые в плен в 1941–1942 годах, были казнены. И у меня не оставалось выбора, кроме как ждать, когда мое здоровье восстановится и я смогу сбежать при первом удобном случае.

Мое сознание посещали и другие мысли. Благодарный судьбе за то, что я выжил, я спрашивал себя: неужели есть бог войны, который посылает пули именно в того, кого он выбирает? Возможно, оставаясь невидимым, он продолжал следить за нами и за мной.