Иван Пущин - Записки о Пушкине. Письма

Она и мне никогда об этом не говорит. Тут какая-то семейная тайна. При всей мнимой моей близости со вдовою, я не считал себя вправе спрашивать и допрашивать. Между тем на меня делает странное впечатление эта холодная скрытость с близким ей человеком. Воображение худо как-то при этом рисует ее сердце.

Говорят: 1. В Сибири будет наместничество. Наместником будет великий князь Николай Николаевич.[465] 2. Утвержден проект железной дороги до Иркутска, – вероятно, это предприятие на иностранные капиталы. Не худо соединить Амур с Невою, если Амур не разоружится по трактату, которого мы еще не читали. Манифест приготовляет мнение к уступкам. Я не в пространстве полагаю счастие России, а желал бы, чтоб оно не стесняло в мерах к благосостоянию. До сих пор противное вижу. Я бы задал задачу Европе – объявил бы независимость Польши, которой караул томит Россию. Что бы сказали на это западные державы? Такая мера разрешила бы вопрос Италии, Венгрии и пр. Но, вероятно, ничего этого не будет.

Мир заключен. Я этому рад, но прочен ли он? Это другой вопрос. Натянутое положение не обеспечивает будущности…

Сегодня отвечал Лебедю. Он мне пишет, что, если возвратят, бросает якорь, как и я, в Нижнем, а если нет, то переезжает в Ялуторовск. Я ему сказал, что рад его иметь сожителем в одном городе, но все-таки лучше, если соединимся на Волге, где теперь Аннушка моя восхищается разливом этой главной артерии нашей земли…[466]

Обнимаю тебя, друг тайный души моей!.. так крепко, что ты должна слышать мои объятия отсюда.

20 апреля

…Сто раз тебя целую!..

178. H. И. Пущину

[Ялуторовск], 23 апреля [1856 г.].

За три дня до праздников я получил, почтенный Николай Иванович, ваше письмо от 21 марта. Благодарю вас очень, что побеседовали со мной…[467]

Кажется, я давно благодарил вас за «вопросы». Они произвели на меня и на нас самое благотворное влияние. Везде мысль и чувство, заочно сближающее с тем, кто думал вслух об этих важных вопросах. Нельзя сказать, чтоб они вполне были разрешены, но дана нить самая благодетельная для блуждающих в этом лабиринте. Я в минуты отдыха беру эту тетрадь и, читая ее, много перебираю в мыслях. Одним словом, большое, сердечное спасибо вам, что вы поделились со мной этим отрадным чтением, – не я один благодарю вас искренно.

И за облатки давно благодарил. Видно, не все мои благодарения доходят до своего назначения, но тем не менее эти благодарения глубоко в душе.

Вы спрашиваете меня о Василии Львовиче и об Николае Александровиче. К прискорбию должен вам сказать, что никто из близких не написал мне об его кончине. Я от посторонних узнал об этих потерях.

Знаю только, что Николай по вызову Якова Дмитриевича приезжал в Иркутск, был совершенно здоров, мил, любезен, добр и весел, как всегда. Провел там месяц и возвращался к пасхе домой. Спешил, дорогой как-то простудился, а через две недели не стало этого доброго человека. Как бы, кажется, Михайле или Елене Александровне не сказать мне словечка о последних его днях. Я думал было тогда же обратиться с вопросом, но мне показалось, что это может быть принято за упрек, и к тому же, когда узнал о смерти его и когда пришел бы мой вопрос, много уже времени утекло.

Про Василия Львовича и того не знаю – говорят, не долго хворал перед смертью, но он уже был давно болен; давно мне твердили: que c'est le commencement de la foi![468] К нему я писал незадолго, и мое письмо осталось без ответа. А. И. будет летом здесь – получила разрешение и собирается уже. При свидании расспрошу ее и попеняю, что не погоревала со мной в первые тяжелые минуты. Я считал лишним писать ей condoléance;[469] кажется, не может сомневаться в моих чувствах – уверять в них я не мастер.

И точно, как вы говорите, в это время еще образовалась ваканция: в Минусинске в генваре нынешнего года новая могила: умер не знакомый вам А. И. Тютчев. С ним теперь 63 с деревянными крестами. А кто знает, может быть, и еще кто-нибудь исчез. Довольно некролочествовать.

Спасибо, что лично исполнили мое поручение к свояку Владимира Ивановича, которому, между прочим, 12 апреля минуло 73 года. Бодр и свеж мыслию и телом![470]

С истинным моим к вам высокопочитанием имею честь быть вашим покорнейшим слугою Николай Балин.

Не знаете ли, где Василий Агеевич Абаза. Он в феврале хотел быть, а все нет.

179. Неизвестному[471]

[Ялуторовск, апрель 1856 г. ]

У нас все благополучно. Нового ничего нет особенного. Читаем то же, что вы читаете. Бесцветное какое-то начало нового царствования. Все подличают публично и подчас целуют руку у царя. Все дико и ничего не обещает хорошего. Адресов и приказов нет возможности читать. Отличились четыре генерал-адъютанта, а Ростовцев, тот просто истощается в низости; нет силы видеть такие проявления верноподданничества. Не знаю, были ли эти сцены при Николае, – кажется, не печатались. Знаю только, что Александр I не дозволял так кувыркаться. По-моему, это упадок, и до сих пор не вижу ничего, кроме упадка. Между тем время такое, что можно бы на что-нибудь получше обратить умы…

180. H. Д. Фонвизиной[472]

[Ялуторовск, апрель 1856 г. ]

…Вопрос от министра внутренних дел был и о всех государственных и политических преступниках. Для них, я понимаю, существенную амнистию, а для нас это пуф. И, кажется, ждешь [?], чтоб из допотопных[473] возвращением воспользовались те, у которых ни родных, ни родины, то есть клочка земли уже нет. Я думаю, это отнюдь не может оскорбить правительство теперешнее. Все сроки давности прежним пропущены…

Лебедь сделал мне приятный сюрприз, послал барону к пасхе от маленькой артели 30 целковых…

181. Н. Д. Фонвизиной[474]

[Ялуторовск], 24 мая -1июня [1856 г.].

…Я так высоко перед собой, то есть перед мужчиной, ставлю женщину, что никогда не позволю себе думать, чтоб она могла быть виновата. Это изящное создание всеми обречено на жертвы, а я в этом случае хочу быть исключением. Поклоняюсь ей и буду поклоняться. Это не слова, а глубокое убеждение, в котором все сильнее и сильнее убеждаюсь…

Верный твой Jean-Jeannot.

182. H. И. Пущину

[Ялуторовск], 28 мая, понедельник, [1856 г.].

Кстати, есть к вам просьба; не откажите сделать, что можете. Авось бог поможет вам. Вот в чем дело.

В Тобольске состоялся приговор над скопцами. Между прочими приговоренными к ссылке в Туруханск – два брата Гавасины, которые в малолетстве приобщены к этой секте, не сознательно сделались жертвами и потом никаких сношений с сектаторами не имели. Мать послала в нынешнем месяце просьбу к министру юстиции. Шепните, кому следует, за этих бедных людей. Если потребуют дело в сенат, то все будет ясно. Приговоренные сидят в тюменском остроге…