Максим Литвинов. От подпольщика до наркома - Вадим Викторович Эрлихман

7 марта 1936 года он оккупировал Рейнскую область, что Литвинов давно предвидел. После этого Пьер Фланден, ставший теперь министром иностранных дел Франции, обратился к Великобритании с утверждением, что действия Германии нарушили как Версальский, так и Локарнский договоры. Он заявил, что Британия и Франция должны занять твердую позицию и быть готовыми начать военные действия, если Гитлер не отступит. Однако британский премьер Болдуин ответил, что общественное мнение страны не поддержит не только войну, но даже санкции против Германии. Вместо этого он почти издевательски предложил французам и бельгийцам пожаловаться на Гитлера в Международный суд в Гааге.

С Советским Союзом этот вопрос вообще не обсуждался, хотя Фланден спросил полпреда Потемкина про отношение Москвы к «дерзкому шагу» Гитлера. Литвинов, узнав об этом, просил полпреда передать французам, что в случае вынесения проблемы на Совет Лиги они могут рассчитывать на его поддержку. Тогда же он попытался подтолкнуть Францию к ратификации пакта о взаимопомощи, который все еще лежал без движения в парламенте. Он сказал, что скорейшая ратификация стала бы «достойным ответом на агрессию Германии и своевременной демонстрацией единства французской нации перед лицом такой агрессии»[541]. Несмотря на явное нежелание англичан вступать в конфликт, нарком попытался воздействовать и на них. Через полпреда Майского он передал, что переговоры с Гитлером после его агрессивного шага будут иметь куда более серьезные последствия, чем пакт Хора – Лаваля, и окончательно подорвут доверие к Англии. Вскоре он сам посетил Лондон, где сказал: «Мы готовы поддержать любые коллективные действия против Германии. Прямо сейчас есть полная возможность остановить немецкую агрессию и уменьшить ее опасность. Переговоры с Германией сейчас означали бы усиление этой опасности и поощрение не только Германии, но и Италии с Японией»[542].

Но ни англичане, ни оставленные ими без поддержки французы в итоге не сделали абсолютно ничего. Литвинов был абсолютно прав. Германия, чья армия еще не превратилась в ту грозную силу, которой стала три года спустя, не имела шансов противостоять объединенным усилиям Англии, Франции и СССР. Перешедшим Рейн немецким войскам – а это были всего три батальона – пришлось бы отступить, что обескуражило бы нацистов и воодушевило их противников как за рубежом, так и внутри страны. Тогда вся история могла бы пойти по-другому. Но трусость западных правительств сделала Рейнский кризис «генеральной репетицией» Мюнхена и направила события по самому трагическому пути.

* * *

В Лондон Литвинов прибыл в январе 1936 года для участия в похоронах короля Георга V – того самого кузена Николая II, за здоровье которого он недавно пил с Иденом. Вместе с наркомом приехали его жена и маршал Тухачевский, который осмотрел военный аэродром и несколько оружейных заводов, сигнализируя о сближении двух стран в сфере обороны. Наркома принимали радушно, и «Нью-Йорк таймс» писала: «Литвинов, вероятно, проделал длинный путь не для того, чтобы прогуляться за королевским гробом. Несомненно, он хотел убедить Даунинг-стрит оставить прошлое позади»[543]. 29 января с ним встретился новый король Эдуард VIII, после чего Литвинов был принят премьером Болдуином. Английские газеты возмущались, что нарком, вопреки традиции, передал прессе содержание беседы с королем (тот, в частности, интересовался причинами революции в России), а заодно назвал его «посредственным молодым англичанином, читающим не больше одной газеты в день»[544].

12 марта Литвинов снова приехал из Женевы в Лондон, где намечалось заседание Совета Лиги Наций. В тот же день французский сенат ратифицировал наконец советско-французский пакт, о чем наркому радостно сообщил премьер Фланден. Однако Литвинов никаких поводов для радости не видел – прошедшие в кулуарах Совета переговоры показали, что потенциальные участники Восточного пакта по-прежнему не готовы к его подписанию и воспринимают силовые действия нацистов с растерянностью. Даже те политики, на кого он делал ставку, – Иден, Фланден, Эррио – выступали за переговоры с Гитлером. Решительного отпора ему требовал разве что французский генерал Морис Гамелен: «Если мы сейчас не проявим твердость, то через несколько лет увидим «аншлюс», после которого последует подчинение Чехословакии, а затем – Польши»[545]. Но и он не сказал ни слова о союзе с СССР.

21-го нарком направил из Лондона телеграмму Сталину, где говорилось, что английские и французские «пацифисты» окончательно смирились и пытаются договориться с Гитлером, оставив за скобками безопасность Восточной Европы. На другой день Сталин ответил через Крестинского, предложив «потребовать восстановления Восточноевропейского пакта, т. е. присоединения Германии к советско-французскому пакту о взаимопомощи, который, как известно, открыт для других стран». При этом он добавил, что «ежели теперь же не будет решен вопрос о Восточной Европе, то авторитет Лиги Наций и вопрос об ограничении вооружении в будущем будут поставлены под серьезную угрозу»[546]. Через неделю Литвинов сообщил в Москву, что потерпел неудачу. Французы, как и следовало ожидать, заявили, что заключать Восточный пакт «непрактично».

Нерешительность Англии и Франции подорвала не только веру в коллективную безопасность, но и авторитет Литвинова, положенный на чашу весов этой безопасности. Тем не менее он продолжал выступать в ее защиту, хотя и с плохо скрытым раздражением. Обращаясь 17 марта к Совету Лиги Наций, он заявил: «Такую Лигу Наций никто не будет принимать всерьез. Резолюции такой Лиги станут только посмешищем. Такая Лига не нужна. Скажу больше – такая Лига может быть даже вредна, вредна потому, что она может убаюкивать народы, создать у них иллюзии, которые помешают им самим заблаговременно принимать необходимые меры самообороны»[547]. Как обычно, к критике он добавил конструктивное, пусть и утопическое предложение о международном соглашении, создающем «новые основы безопасности». Однако это предложение, как и все предыдущие, не было услышано.

Советское руководство признало провал политики коллективной безопасности 19 марта устами Молотова, который в интервью французской газете «Тан» заявил: «Среди определенной части советских людей есть направление, относящееся к современной правящей Германии с совершенной непримиримостью. <…> Однако главное направление, определяющее политику Советской власти, считает возможным улучшение отношений между Германией и СССР»[548]. В том же интервью Германия и Япония, с которой якобы наметилось «некоторое улучшение», приглашались к соблюдению международных соглашений. Это тоже можно считать умиротворением агрессора, но что еще оставалось делать советским лидерам, оставшимся без союзников?

Литвинов беседует с французским послом Р. Кулондром. 1936 г. (Из книги М. Сиполса)

В этих условиях 22 июня 1936 года в швейцарском Монтрё открылась международная конференция о режиме черноморских проливов, на которую отправился Литвинов. Перед ним стояла задача поддержать Турцию в восстановлении ее полного суверенитета