Нежные страсти в российской истории. Любовные треугольники, романтические приключения, бурные романы, счастливые встречи и мрачные трагедии - Сергей Евгеньевич Глезеров

Как отмечает литературовед В.Ф. Шубин (в сборнике посвященных Грибоедову научных трудов, изданном в 1989 г.), еще один человек, переживший безответную любовь к Нине Чавчавадзе, — Николай Дмитриевич Сенявин, старший сын прославленного русского адмирала Д.Н. Сенявина, находившийся в 1827–1829 годах на военной службе на Кавказе. Его письма хранятся в рукописном отделе Пушкинского Дома (Института русской литературы).

«Любовная драма Сенявина разыгралась в Тифлисе весной 1828 года, как раз незадолго до сватовства Грибоедова, выехавшего в то время в Петербург с Туркманчайским трактатом. Поверенным душевных тайн Сенявина стал его друг Борис Чиляев», — указывает В.Ф. Шубин.

Н. Чавчавадзе

Именно Борис Чиляев познакомил Николая Сенявина с семьей Чавчавадзе. Через некоторое время Чиляев по делам службы покинул Тифлис, а с апреля он стал получать от Сенявина письма, в которых тот в духе страданий юного Вертера посвящал его в тайну своей любви и мучений.

«Так, любезный друг, одному тебе откроюсь, истинно только тебе и никому в мире… Ты не поверишь, до какого безумия я люблю Н. Все готов для нее пожертвовать», — сообщал Сенявин другу 11 апреля 1828 года.

Спустя еще две недели он признавался: «Цветок целого мира пленил меня, и в уснувших чувствах моих пробудилась наконец страсть, дотоле мною не знаемая. Ты не знаешь, я так влюблен, что готов пренебречь целым светом, дабы обладать Ангелом! Все, что в мире есть священного, я не нахожу уже более ни в ком, как в ней одной. Ее одну я обожаю, ее одну только вижу, об ней одной только думаю. И признаюсь, что лишен всякого спокойствия: и днем, и ночью Ангельский образ ее рисуется в моем воображении. Для ее одной я готов лишить себя всего».

Сердце Нины Чавчавадзе, казалось, было неприступно. Если бы не одно обстоятельство…

В тот год 33-летний статский советник Александр Грибоедов, в ту пору уже известный писатель, дипломат, приехал на несколько месяцев в Тифлис и, конечно, пришел навестить своего давнего друга — поэта, князя генерал-майора Александра Чавчавадзе. Его дочь Нину Грибоедов помнил маленькой девочкой: когда-то, еще в 1822 году, во время службы в Тифлисе, он учил ее музыке и французскому языку. Девочка называла его тогда «дядя Сандро». Теперь же он был просто поражен и сражен наповал: его встретила настоящая красавица. Грибоедов был покорен с первой минуты.

Александр Грибоедов писал писателю Фаддею Булгарину, с которым дружил: «Это было 16-го (16 июля 1828 г. — Ред.). В этот день я обедал у старой моей приятельницы, за столом сидел против Нины Чавчавадзевой, все на нее глядел, задумался, сердце забилось, не знаю, беспокойство ли другого рода, по службе, теперь необыкновенно важной, или что другое придало мне решительность необычайную, выходя из-за стола, я взял ее за руку и сказал ей: “Venez avec moi, j’ai quelque chose a vous dire” (Пойдемте co мной, мне надо вам что-то сказать (фр.)).

Она меня послушалась, как и всегда; верно, думала, что я ее усажу за фортепиано; вышло не то; дом ее матери возле, мы туда уклонились, взошли в комнату, щеки у меня разгорелись, дыхание занялось, я не помню, что я начал ей бормотать, и все живее и живее, она заплакала, засмеялась, я поцеловал ее, потом к матушке ее, к бабушке, к ее второй матери, Прае. Ник. Ахвердовой, нас благословили, я повис у нее на губах на всю ночь и весь день, отправил курьера к ее отцу в Эривань с письмами от нас обоих и от родных…»

Нина была не в силах противостоять охватившему ее чувству: «Как солнечным лучом обожгло!» — признавалась она подруге.

В начале осени 1828 года Нина и Александр обвенчались в Сионском соборе в Тифлисе — исторически главном храме города, нынешней грузинской столицы. Разница в возрасте жениха и невесты составляла семнадцать (!) лет. Когда Нина и Грибоедов венчались, девушке даже не было шестнадцати лет. Но южные девушки, как известно, взрослеют очень рано…

«…Она очень любезна, очень красива и прекрасно образованна», — писал сослуживец Грибоедова Карл Аделунг, узнавший Нину Чавчавадзе перед ее свадьбой, своему отцу. И там же: «…Она необычайно хороша, ее можно назвать красавицей, хотя красота ее грузинская. Она, как и мать ее, одета по-европейски; очень хорошо воспитана, говорит по-русски и по-французски и занимается музыкой». (Кстати, Карл Аделунг погиб вместе с Грибоедовым в Тегеране.)

По преданию, в момент венчания Грибоедов страдал от лихорадки и уронил обручальное кольцо. Дурное предзнаменование!..

Увы, им не довелось долго наслаждаться семейным счастьем. Александра Грибоедова назначили дипломатом в Персии (Иран). Ему в очередной раз по долгу службы пришлось отправляться в Тегеран, чтобы занять должность вазир-мухтара — русского посланника при дворе шаха.

«Я расстался с ним в прошлом году в Петербурге пред отъездом его в Персию, — вспоминал Александр Пушкин. — Он был печален и имел странные предчувствия. Я было хотел его успокоить; он мне сказал: “Vous ne connaissez pas ces gens-la: vous verrez qu’il faudra jouer des couteaux”. (Вы еще не знаете этих людей: вы увидите, что дело дойдет до ножей (фр.)). Он полагал, что причиною кровопролития будет смерть шаха и междоусобица его семидесяти сыновей. Но престарелый шах еще жив, а пророческие слова Грибоедова сбылись».

Нина отправилась в Персию вместе с мужем. Путешествие было тяжелым, условия — спартанскими: ночевать приходилось в продуваемых ветром шатрах. «Нинуша, моя жена, не жалуется, всем довольна, — не без восторга замечал Грибоедов в письме к своей знакомой Варваре Миклашевич. — Полюбите мою Ниночку. Хотите ее знать? В Эрмитаже… есть Богородица в виде пастушки Мурильо — вот она».

К тому времени, как супруги приехали в резиденцию Грибоедова в Тавризе, Нина была уже беременна. Беспокоясь о здоровье жены и будущего ребенка, Грибоедов решил продолжать путь один. Он тем более не хотел брать беременную жену с собой в Персию, зная, что там очень неспокойно. И оставил ее в своей резиденции на северо-западе Ирана, в Тебризе.

Обстановка в Тегеране действительно накалилась до предела: из Петербурга постоянно приходили депеши о принятии решительных мер относительно персидского правительства. Сам же дипломат знал, что на Востоке переговоры должны длиться долго и с соблюдением всех обычаев.

«Пиши мне чаще, мой ангел Ниноби. Весь твой. А.Г. 15 января 1829 года. Тегеран», — гласило одно из последних писем Грибоедова супруге. Через две недели, 30 января, он погиб в результате нападения толпы исламских фанатиков на русское посольство. Оно было разгромлено, его сотрудники были зверски убиты. Растерзанное до неузнаваемости тело опознали