Проживая свою жизнь. Автобиография. Часть I - Эмма Гольдман

возбуждённо перебил он. «Это бессмысленно, дорогой Эд, обманывать себя и друг друга, — продолжала я. — Ты хочешь меня только в качестве жены. Мне этого недостаточно. Мне нужны понимание, гармония, восторг, которые являются результатом единства идей и целей. Зачем тянуть до тех пор, пока наша любовь не будет отравлена злобой и не станет жалкой от взаимных упрёков? Сейчас мы ещё можем расстаться друзьями. Всё равно я еду в тур — будет не так больно».

Наконец он перестал яростно ходить по комнате. Он молча смотрел на меня, как будто пытаясь проникнуть внутрь. «Ты полностью неправа, ты так неправа!» — отчаянно воскликнул он, потом повернулся и вышел из комнаты.

Я начала готовиться к туру. Приближался день отъезда, Эд просил разрешить ему проводить меня. Я отказала: я боялась, что могу сдаться в последний момент. В тот день Эд пришёл домой днём, чтобы пообедать со мной. Мы оба притворялись весёлыми. Но при расставании его лицо на мгновение потемнело. Перед уходом он обнял меня со словами: «Это не конец, дорогая, этого не может быть! Это твой дом, сейчас и навсегда!» Я не могла говорить, моё сердце было полно горя. Когда дверь за Эдом закрылась, я не могла сдержать рыданий. Все предметы вокруг вдруг приобрели странное очарование, каждый из них будто рассказывал мне свою историю. Я осознала, что промедление означает подрыв моей решимости оставить Эда. С трепещущим сердцем я вышла из дома, который так любила.

Глава 19

Первой остановкой в туре был Барре, штат Вермонт. Местная активная группа состояла из итальянцев, большинство из них работали на добыче камня, что составляло главную отрасль промышленности в городе. Для самоанализа и мыслей о личной жизни у меня оставалось очень мало времени; проходили бесчисленные митинги, дебаты, частные собрания, дискуссии. Меня приятно удивил своим гостеприимством Палавичини, товарищ, который работал вместе со мной во время забастовки текстильщиков в Саммите. Это был очень культурный человек, хорошо разбирающийся не только в международном рабочем движении, но и в новых тенденциях итальянского искусства и литературы. В это же время я познакомилась с Луиджи Галлеани, интеллектуальным лидером итальянских анархистов в штатах Новой Англии.

На Вермонт распространялся сухой закон, и мне было интересно узнать о его последствиях. В сопровождении своего хозяина я посетила несколько частных домов. К моему удивлению, оказалось, что почти все они превратились в пивные. В одном месте мы наткнулись на десяток мужчин, которые очевидно находились в состоянии алкогольного опьянения. По словам моего спутника, большинство из них являлись городскими чиновниками. Душная кухня, в которой дети хозяйской семьи вдыхали зловонный запах виски и табака, превратилась в алкопритон. Многие подобные заведения процветали под прикрытием полиции, которой регулярно отдавалась часть выручки. «Это не худшая сторона сухого закона, — отметил мой товарищ. — Самое ужасное — это разрушение традиции гостеприимства и хороших отношений. Раньше ты мог угостить посетителей или сам получить выпивку бесплатно. Теперь, когда большинство людей стали владельцами пивных, твои друзья ожидают, что ты купишь спиртное, или хотят купить его у тебя».

Другим следствием сухого закона был рост проституции. Мы прошлись по нескольким домам на окраине города, и везде процветал этот бизнес. Большинством «гостей» были странствующие моряки, также встречались немногочисленные фермеры. К закрытию пивных бордель становился единственным местом, где мужчины, которые приезжали в город, могли развлечься.

После двух недель активной деятельности в Барре полиция внезапно решила помешать моему последнему митингу. Официальной причиной стало то, что лекция была на тему войны. Если верить властям, я сказала: «Да благословит Господь руку, что взорвала Мэн100». Конечно же, было просто смешно приписывать мне такие выражения. Неофициальная причина была более правдоподобной. «Ты застала мэра и начальника полиции на кухне миссис Коллетти пьяными в стельку, — объяснил мой итальянский друг, — и узнала об их доле в борделях. Неудивительно, что они теперь считают тебя опасной и хотят от тебя избавиться».

Доехав до Чикаго, я заставила считаться со своими усилиями. Как и во время прошлого тура, меня пригласили выступать многие рабочие организации, включая консервативный Союз деревообработчиков, который никогда раньше не пускал анархистов через свои священные врата. Несколько лекций для меня организовали и американские анархисты. Это была изматывающая работа, и я, возможно, не смогла бы пройти через всё это, если бы не поддержка и подбадривание со стороны Макса Багинского.

Как и в прошлые приезды, я снова остановилась у Аппелей. В то же время мы с Максом сняли небольшую комнату около Линкольн-парка — «Zauberschloss» (заколдованный замок), как его окрестил Макс, — куда мы сбегали в свободное время. Там мы часто наслаждались фруктами, вином и прочими деликатесами, которые корзинами приносил щедрый и великодушный Макс. Потом мы читали „Romeo und Julia auf dem Dorfe“101 Готфрида Келлера и работы наших любимчиков: Cтринберга, Ведекинда, Габриэлу Ройтер, Кнута Гамсуна и, лучшего из лучших, Ницше. Макс знал и понимал Ницше и очень его любил. Только благодаря его замечательным отзывам я смогла осознать всю значимость великого поэта-философа. После чтения мы долго гуляли по парку и говорили о выдающихся людях в немецком движении, об искусстве и литературе. Месяц в Чикаго был наполнен интересной работой, прекрасными товарищескими отношениями с новыми друзьями и часами счастья и гармонии с Максом.

Всемирная выставка в Париже, запланированная на 1900 год, натолкнула наших европейских товарищей на идею проведения анархистского съезда в это же время. Цены на билеты должны были снизиться, поэтому многие смогли бы приехать из разных стран. Я получила приглашение, поговорила об этом с Максом и пригласила его поехать со мной. Поездка в Европу вдвоём — сама мысль об этом наполнила нас безграничным восторгом. Мой тур должен был продлиться до августа; затем мы исполним наш новый план. Мы можем сначала поехать в Англию; я была уверена, что местные товарищи захотят, чтобы я выступила с лекциями. Потом в Париж. «Только подумай, дорогой, — Париж!» «Прекрасно, чудесно! — воскликнул он. — Но билеты, ты подумала о них, моя романтичная Эмма?» «Это неважно. Я ограблю церковь или синагогу — я как-нибудь раздобуду деньги! Мы должны поехать в любом случае. Мы должны поехать на поиски Луны!» «Два ребёнка в лесу, — заметил Макс, — два здравых романтика в безумном мире!»

По дороге в Денвер я заехала в Кэплингер Миллс, сельскохозяйственный регион в юго-западном Миссури. Мой единственный контакт с жизнью фермеров в Соединённых Штатах произошёл много лет назад, когда я предлагала фермерам Массачусетса