Вадим Бурлак - Русский Париж

А литератор и искусствовед Жан Кассу заявил: «Гончарова и Ларионов появились как последние герои какой-то легенды и остались легендарными».

Красная искорка в бокалах этих художников никогда не угасала. И не только в монпарнасских кафе.

«Если возвратимся»

В августе 1914 года жизнь «Клозри де Лила» преобразилась. В считанные дни исчезли многие завсегдатаи. Некоторые давние клиенты продолжали заглядывать в любимое заведение, но уже — облаченными в военную форму.

Елена Менегальдо отмечала, что в начале войны русские эмигранты, не успевшие уехать на родину, — а таких оказалось в Париже около девяти тысяч, — явились к Дворцу Инвалидов — записаться во французскую армию. Из них приняты были почти четыре тысячи.

Немало русских женщин, находившихся в Париже, отправились на фронт медсестрами.

Так поступила и художница Мария Васильева. Она обосновалась во Франции в 1907 году. Спустя 3 года, организовала Русскую Академию. В доме № 54 на авеню дю Мэн, где располагалась «Академия Васильевой», побывали едва ли не все художники, приехавшие из России в Париж в 1910–1914 годах.

Здесь читали доклады, участвовали в дискуссиях и в творческих вечерах уже известные в ту пору Матисс, Брак, Пикассо, Модильяни.

Во время Первой мировой войны Мария Васильева стала медсестрой во Французском Красном Кресте. Она также организовала в Париже, прямо в своей мастерской, столовую для художников. Плата за обед там была символической. Так что Васильева тратила свои деньги для поддержания бедных. Немало завсегдатаев «Клозри де Лила», выходцев из России, устраивали в этом кафе прощальные вечеринки перед уходом на войну. Если не позволяли средства, выпивали здесь хотя бы рюмку «на посошок».

А на прощание все обещали:

— Если останемся живы и возвратимся в Париж, то не минуем тебя, замечательная «Клозри де Лила»…

«Стал более дерзким, непредсказуемым»

Столица, достойная Франции. В пылу патриотизма, который никогда не угасал, она стойко и с улыбкой перенесла многочисленные бомбардировки с воздуха и с суши. Война 1914–1918 гг. добавила неувядаемые лавры к ее вековой славе.

Жорж КлемансоНовшества в заветном уголке

— Как поживает Монпарнас?.. — задавали вопрос русские, вернувшиеся в Париж после войны.

— Все так же: пьянит, бурлит, удивляет!.. Только стал более дерзким, непредсказуемым… — отвечали им.

Жан-Поль Креспель писал, что в послевоенные годы в Париже «в моду вошли вечерние посещения монпарнасских художников… на узком пространстве вокруг перекрестка Вавен наблюдался стремительный рост кафе, ресторанов, кабачков…

Вначале открылись «Пти Наполитэн», на бульваре Монпарнас, 195; «Динго» на улице Деламбр еще до «Селекта» будет излюбленным местом американцев, «Пеликан», вместо которого сегодня мы видим «Жимназ» (на углу улицы Хёйтенс и бульвара Распай), «Пти Вавен», приглянувшийся русским эмигрантам, и, наконец, «Селект».

Облюбованное литераторами кафе «Пти Наполитэн» сменило «Клозри де Лила», которое оказалось теперь расположенным слишком неудачно…».

Новшества в заветном уголке богемы заключались и в организации художественных выставок в большинстве монпарнасских кафе.

Кроме многочисленных увеселительных заведений в 1918–1920 годах на Монпарнасе появлялись все новые и новые художественные мастерские, салоны, ателье, дома с недорогими квартирами.

Завсегдатаями популярных монпарнасских кафе «Дом», «Жокей», «Ротонда» стали русские эмигранты.

Сколько их осело в те годы в Париже, точно подсчитать невозможно.

Так, например, находившийся во Франции Русский военный экспедиционный корпус, вместе с медперсоналом, насчитывал более 43 тысяч человек. После Октябрьской революции 1917 года все они оказались отрезанными от родины. Некоторые из них, из-за невыносимых условий пребывания в концентрационном лагере, участвовали в бунте и были приговорены к каторжным работам в Северной Африке. Но большинство служащих военно-экспедиционного корпуса осели во Франции и занялись мирной работой.

Попытка сплочения

2 февраля 1921 года в Париже состоялось совещание русских дипломатов, представлявших свергнутые царское и Временное правительства.

Некоторые участники этого совещания попытались выяснить, сколько подданных бывшей Российской империи оказалось во Франции. Однако получить достоверные данные не смогли.

В постановлении Парижского совещания русских дипломатов говорилось:

«…Армия генерала Врангеля потеряла свое международное значение, и Южно-Русское Правительство с оставлением территории естественно прекратило свое существование.

…Как бы ни было желательно сохранение самостоятельной Русской Армии с национально-патриотической точки зрения, разрешение этой задачи встречается с непреодолимыми затруднениями финансового характера;

…Все дело помощи русским беженцам надлежит сосредоточить в ведении какой-либо одной организации. По мнению Совещания, такой объединяющей организацией должен быть Земско-Городской Комитет помощи беженцам;

…Единственным органом, основанным на идее законности и преемственности власти, объединяющим действие отдельных агентов, может явиться Совещание послов. Вместе с этим, указанное совещание, при отсутствии других общерусских учреждений, принуждено взять на себя ответственность за казенные средства и порядок их определения».

Под «казенными средствами» подразумевались незначительные суммы денег, сохраненные русскими посольствами.

С признанием в 1924 году Советского Союза Англией, Францией, а затем и другими странами, общественное и политическое значение «бывших русских дипломатов» практически сошло на нет. Попытка сплотить эмиграцию и оказывать серьезную экономическую помощь не удалась. Советское правительство было категорически против любой деятельности «бывших царских и временного правительства дипломатов».

«Язык один — взгляды разные»

«После долгих голодных лет, полных опасности и тревог, войн и революций, мы попали в иной мир: яркий, богатый, соблазняющий… Вот только не понятно: этот прекрасный мир — преддверие рая или ада», — так писал из Парижа в Варшаву неизвестный русский эмигрант.

Столица Франции двадцатых годов прошлого века не могла не ошеломить беженцев и изгнанников из голодной, истерзанной революцией и войной страны.

С 1920 по 1939 год в Париже и его пригородах осело более 45 тысяч эмигрантов из России. В это число входили и покинувшие родину сразу после Октябрьской революции, и — по окончании Гражданской войны, и те, кто сумел воспользоваться некоторыми правовыми послаблениями во время новой экономической политики в России.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});