Борис Соколов - Вольф Мессинг

— Попробую.

Накануне я встретился с ней снова. Мне понравилась ее манера чтения…

— А у вас есть длинное платье для выступления?

— Нет, я думаю, следует надеть темный строгий костюм. Он больше подходит для сеансов ваших “Психологических опытов”.

Так впервые встретился я с женщиной, которая стала потом моей женой, — Аидой Михайловной. Она умерла в 1960 году. Годы, прожитые с ней, — самые счастливые в моей жизни».

Тут и добавить нечего. Никто из мемуаристов никогда не упоминал о каких-либо размолвках между Мессингом и его супругой.

В годы войны у Мессинга будто бы появился крестный сын. На самом деле здесь какая-то ошибка. Нет никаких данных, что Мессинг когда-либо крестился в православие или в какую-либо другую христианскую конфессию. Наоборот, есть многочисленные свидетельства, что Вольф Григорьевич сохранял верность религии предков и, в частности, читал на могиле своей жены иудейскую молитву — поминальный кадиш. Так что в качестве крестного отца Мессинг выступать при всем желании не мог.

«Крестником» Вольфа Мессинга называл себя умерший совсем недавно — в 2009 году — Эгмонт Львович Месин-Поляков. О его близости к Мессингу в последние годы жизни телепата свидетельствует Татьяна Лунгина. Вот как она описывает похороны Мессинга: «В морг, где все эти дни находилось тело Вольфа Мессинга, мы приехали вчетвером: Валентина Ивановская, молодой друг Вольфа Григорьевича Алексей Месин-Поляков, дружба с семьей которого длилась более 30 лет, я и мои сыновья.

Тело вынесли из общего отделения, и гроб установили на своего рода лафете — скромной копии настоящего лафета, на который водружают останки крупных военачальников или государственных деятелей.

Алексей вынул из кармана маленькие ножницы и отрезал небольшой завиток седых кудрявых волос у виска Вольфа Григорьевича, бережно положил в почтовый конверт и спрятал в записной книжечке. Алеша воспитан в интеллигентной русской семье. Все они: бабушка, мать Алексея и он сам относились к Мессингу как к святому. Немало добра сделал Мессинг для этой семьи».

Нередко Эгмонта Львовича Месин-Полякова принимали за родственника Вольфа Мессинга. Так, Наталья Михайловна Хвастунова вспоминала о встречах с ним: «В конце 70-х или начале 80-х со мной встретился некий Месин-Поляков — человек, очень похожий на Мессинга внешне. Я подумала, что он его сын. По возрасту он родился где-то в первой половине 40-х годов. Родился то ли в Новосибирске, то ли в Иркутске. Но Месин-Поляков утверждал: “Все говорят, что я его сын, но я не его сын”. Он интересовался Мессингом и судьбой его наследства. Он работал в институте, занимавшемся проблемой переброски сибирских рек. А я была противницей этого переброса. Разговор у нас не получился».

Очевидно, на мысль о родстве наталкивали как почти полное совпадение фамилии, так и внешнее сходство. Однако на самом деле никакое родство между двумя однофамильцами не прослеживается. А родился Эгмонт Львович не в 1940-е годы, а немного раньше — 23 июля 1938 года, и не в Новосибирске, а в Ашхабаде. Вот что он рассказал о знакомстве с Мессингом водном из интервью: «Мы уехали из Москвы в августе 1941 года, я был тогда трехлетним крохой. После долгих скитаний осенью 1942 года мама, бабушка и я поселились в Новосибирске. Мы снимали комнату на улице Омской, 17, у хозяйки Евдокии Гавриловны Козоловой».

В другом интервью Месин-Поляков уточнил: «Насколько я помню, мы с мамой и бабушкой переехали из Ашхабада в Новосибирск, когда мне было около пяти лет. Отец мой в то время служил на границе, был музыкантом в оркестре погранвойск. Эгмонтом он меня назвал в честь знаменитой увертюры Бетховена, которую любил исполнять на аккордеоне. В Новосибирске же меня перекрестили в Алексея — в честь маминого брата, летчика, погибшего на войне. Так что у меня два имени… И на этих новосибирских крестинах присутствовал Вольф Григорьевич Мессинг, ставший моим крестным отцом.

Он предсказал гибель Леши. Я присутствовал при этом. Он сказал об этом моей маме. Леша погиб на Таманском полуострове.

Жили мы на улице Омской, в доме номер 17 — довольно большом, с огромными, как мне тогда казалось, деревянными ставнями. Хозяйку звали Евдокия Гавриловна Козолова. Бабушка работала в обкомовской столовой и именно там познакомилась с Мессингом: они разговорились, она пожаловалась на наши беды, и он настолько проникся, что специально пришел познакомиться со мной. С того самого дня у нас завязались по-родственному близкие отношения…

Бабушка работала в столовой — то ли обкомовской, то ли принадлежащей авиационному заводу имени Чкалова, я не могу сказать точно. Нотам проводили разные приемы, приезжало руководство… Бабушка была шеф-поваром, она готовила прекрасно. Однажды у них на кухне возник высокий мужчина с взлохмаченными кудрявыми волосами, посмотрел туда-сюда: “Ну, бистро, бистро по хозяйству!” — сказал он.

Потом он появлялся на кухне не один раз. Не знаю, с какой целью, видимо, контролировал, чтобы не отравили кого-нибудь из гостей. В один из таких визитов он увидел бабушку — она стояла у окна, была чем-то очень расстроена и погружена в свои мысли.

Потом, когда я Мессинга знал уже не один год, я понял, что для него было естественным обратиться к опечаленному человеку — он был очень добрым. “Что случилось?” — спросил он тогда. Младший сын бабушки Леша был летчиком и находился на фронте, да еще я заболел. У меня было сильное истощение, кроме того, меня преследовали кошмары, спровоцированные впечатлениями от войны. Мне врезалось в память, как во время бомбежки, в которую попала наша семья при эвакуации, катятся арбузы, разбиваются, разлетаются… Их мякоть мне казалась кровью… Вольф предложил посмотреть меня. В тот свой визит он показал многое из того, что умел. С тех пор Мессинг стал заходить к нам. Зимой меня крестили в церкви, и он стал моим крестным отцом».

Мальчик, которому зимой 1943/44 года было всего лишь пять лет, вряд ли мог помнить сам момент крещения. Но вряд ли он мог выдумать, что был крещен в честь погибшего дяди Алексеем. Если родители Эгмонта-Алексея были людьми истинно верующими, они конечно же не могли не сообщить ему о факте крещения. Но поскольку Мессинг никак не мог быть крестным отцом Месин-Полякова, то остаются только две версии. Либо вся версия с Мессингом как его крестным отцом выдумана Месин-Поляковым с начала до конца. Либо родители говорили ему о Вольфе Мессинге как о его крестном отце лишь образно, метафорически, имея в виду ту заботу, которую он проявлял о мальчике. Мне лично более логичной и вероятной кажется первая версия, хотя близость Эгмонта-Алексея Месин-Полякова к Мессингу в последние годы жизни великого телепата не вызывает сомнений и подтверждается, в частности, воспоминаниями Татьяны Лунгиной.