Гюстав Курбе - Герстл Мак

своего парижского знакомого Кюзенье сдать на склад мебель, оставшуюся в мастерской на улице Отфёй, поскольку дом собирались снести для расширения Медицинской школы. Курбе дал Дюран-Рюэлю указание отправить все его работы, находившиеся тогда на выставке в Бельгии, в Лондон, Вену и Швейцарию маршрутами, минующими Францию.

Зоэ с мужем все еще надоедали Дювалю просьбами дать им полномочия на право собрать картины Курбе и распоряжаться ими. Они, видимо, помешали Кастаньяри и Дюран-Рюэлю увезти картины с улицы Отфёй, потому что 15 июня Курбе послал Зоэ разъяренное письмо, в самых недвусмысленных выражениях приказывая передать картины для немедленной отправки их в новые места назначения. Его собственные работы следовало отослать Алекси Шопару в Морто, так называемых «старых мастеров» — доктору Блондону в Безансон: «Значит, ничто, кроме наложения официального ареста, не могло убедить Вас отдать картины! Но ведь это невероятно, чтобы человек не имел права свободно распоряжаться своей собственностью. Я уже выдал сорок доверенностей в связи с этим. Выдам еще десять, и все, раз Вы упорно желаете жертвовать моими интересами ради своих собственных. Наперекор мнению всей Франции Вы умудрились внушить г-ну Дювалю, что защищать мои интересы преступно… Благоволите безоговорочно считать это письмо моим последним распоряжением»[448]. Примерно в то же время он писал Шопару: «Я просил бы Вас немедленно сообщить мне, как зовут Вашего контрагента в Ла-Шо-де-Фон [в Швейцарии], которому Вы отправите на хранение мои картины… Я хотел бы также знать, можно ли чеки, выданные на мое имя, реализовать там с меньшим риском, чем во Франции»[449].

Многие полотна Курбе со временем окольными путями прибыли в Швейцарию, но спасти все не удалось из-за упрямства Зоэ. 19 июня новый министр финансов Пьер Мань, непримиримый бонапартист, приказал конфисковать собственность Курбе по всей Франции. В Париже, Безансоне, Орнане и Флаже свора судебных приставов остервенело накинулась на семью и друзей художника, конфискуя все, что попадалось под руку. Мастерскую на улице Отфёй перевернули вверх дном, привратнику Бену приказали не давать ничего из нее выносить. На полотна Курбе в галереях Дюран-Рюэля и других торговцев картинами был наложен арест. Железнодорожные компании получили инструкцию не перевозить ничего, принадлежащего Курбе. Префект департамента Ду официально обвинил двух безансонских приятелей Курбе — живописца Жюля Арто и бухгалтера Луи Сансе — в подлоге в связи с тем, что 17 июня Курбе передал им акции железной дороги Париж — Лион — Средиземное море.

Не дожидаясь, пока суд определит стоимость восстановления колонны, тот же префект, барон де Сандран, произвольно оценил издержки в полмиллиона франков. Курбе ответил красноречивым протестом: «В официальных документах, врученных по Вашему приказу различным жителям долины Лу, Вы сделали мне честь оценить мои финансовые возможности в 500 000 франков, что в глазах общества придает мне такое финансовое положение, которого я не заслуживаю… Заметьте… что я никогда ничего ни от кого не наследовал и что лишь сорок лет напряженного труда… позволили мне зарабатывать на жизнь и в то же время оказывать всеми признанные услуги искусству как во Франции, так и за границей. Было время, когда я мог бы, уступая принуждению, пожертвовать малую долю суммы, приписанной мне Вами… на реставрацию колонны, оплакиваемой Вами и разрушенной не мною, а свергнутой с пьедестала общественным мнением и декретом социальной революции… Два года войны и революции, во время которой я бескорыстно посвятил себя сохранению произведений искусства… лишили меня того немногого, что я заработал трудом всей жизни… Я могу жить, лишь занимаясь своим искусством. Прошу сообщить, разрешается ли мне еще писать картины и свободно продавать их во Франции и за границей в свою пользу или я отныне раб, обреченный работать на хозяина — французское государство, от имени которого Вы рассылаете предписания»[450].

Курбе предвидел, что в случае его отказа или невозможности уплатить сумму, определенную судом по гражданским делам, — а сумма эта, несомненно, превысит его доходы, — его могут приговорить к длительному тюремному заключению. Более чем достаточно настрадавшись в камере, он не собирался повторять этот печальный опыт. Единственным выходом было бегство: «Когда Вы получите это письмо, — сообщал доктор Ординер 23 июля Кастаньяри, — наш друг уже будет в Швейцарии… Это добровольное изгнание может показаться излишней предосторожностью, но когда государство становится на путь деспотизма, можно ожидать всего… [Зоэ] старается оторвать брата от его друзей-республиканцев, которых именует подонками. Всего две недели назад она так и писала мне, не сознавая, что оскорбляет меня»[451]. Но за ночь Курбе передумал, и на следующий день доктор Ординер снова писал: «Когда мы вчера вечером зашли попрощаться с X. [Курбе]… который должен был ночью уехать, выяснилось, что он передумал. Его рыцарственность внушила ему, что бежать от врага недостойно и будет гораздо благородней, если он даст себя арестовать и посадить. Словом, он остается… Многое в этом деле темно, как бутылка с чернилами»[452].

Курбе все еще не решался сделать последний шаг. 28 июня он пишет Кастаньяри: «Сообщите мне, под угрозой ли моя свобода, и если да, я уеду в Швейцарию. В тюрьму я не вернусь — я от нее устал… Власти только что конфисковали имущество в моей мастерской на улице Отфёй. Невероятно! Все это наделала сестра: ее все так ненавидят, что она настроила против меня весь Париж. Она мое проклятье, я не могу избавиться от нее»[453]. Четвертого июля г-н Планар, отправленный префектом Ду на поиски спрятанного имущества Курбе, доносил: «Крайне трудно установить, есть ли у г-на Курбе картины или мебель, спрятанные в доме его отца [во Флаже]. Согласно сведениям, полученным мною главным образом от полиции, дом отца Курбе всегда был закрыт для любопытных. Чужих туда впускают с большими предосторожностями, а если и впускают, то не дальше кухни и ненадолго. Внутрь имеют доступ лишь люди тех же взглядов, что и Курбе, а те не разглашают того, что говорится и делается в доме их героя… Несомненно, однако… [что] несколько дней назад Курбе приехал к отцу в своей коляске, а назад ушел пешком. На следующий день Курбе-отец, удовлетворяя любопытство соседей, заявил, что купил у сына коляску. Правда ли это? Мы не знаем. Мы знаем лишь, что она во Флаже и… может стоить 2000–2500 франков»[454].

Шестнадцатого июля Ординер сообщает Кастаньяри свежие новости: «Префект Ду, зашедший дальше префекта Сены, дал предписание о конфискации вещей и ценных бумаг нашего друга у любого, у кого бы, по мнению властей, они ни находились. С другой стороны,