Пасха под Гудермесом. Боевые действия в Чечне и Дагестане - Виталий Николаевич Носков

– Солдат ошибается. Я ему не сестра, – твердо сказала русская грозненка. – Много похожих людей. Я месяцами чистой воды не видела.

Никандров не стал приказывать: «Подними руки!» Вплотную сблизившись с женщиной, закрыв ее собой от начавших приближаться к месту происшествия свободных от несения службы солдат, он резким движением, отрывая пуговицы на пальто, распахнул его и правой рукой грубо, словно имел дело с проституткой, провел по всей линии ее левого бедра вниз: от ягодиц до колена. Потом, словно перед ним стоял манекен, а не живой, объятый ужасом, человек, он высоко, почти до подбородка женщины, поддернул голубоватый, из козьего пуха свитер, ловко расстегнул ремень широковатых в бедрах темно-коричневых мужских брюк и махом выдернул из них зарубежного дизайна дальнобойную малокалиберную винтовку.

Все, кто находился на блокпосту, разом выдохнули, а со вдохом не получилось. Оцепенение снова стало всеобщим. Первым из военнослужащих пришел в себя разоруженный солдат. Милиционеры успели повиснуть у него на плечах, и солдат ничего не успел.

– Сука! – хрипел нашедший и тут же потерявший сестру солдат.

У майора мелькнуло и сразу в глубине черных зрачков пропало сочувствие. Он сказал:

– Уведите парня. Когда придет в себя, опросите под протокол.

Молодая женщина на глазах у всех превратившаяся в жалкую, всхлипывающую девчонку, пыталась застегнуть брючный ремень, но на ее теле чужой, тот не поддавался. Брюки все время сползали, открывая никому теперь не интересную девичью наготу.

– Пойдем, – позвал с собой снайпершу в глубину блокпоста Никандров. – Надо поговорить.

– Что? Убьете? Или изнасилуете сначала? – вскрикнула девка.

– Да кому ты, грязная половая тряпка, нужна? – бесстрастно сказал Никандров, рассматривая лежащий под ее ногами синий платок. – О жизни с тобой будем разговаривать.

Он подождал, пока милиционеры досмотрят женщину. Под правой подмышкой у нее нашли притянутый к телу скотчем миниатюрный снайперский прицел. Винтовка была японского производства. Патронов при обыске не оказалось.

Разговор с задержанной снайпершей Никандров продолжил в отдыхайке, откуда выгнали всех отсыпающихся после ночного дежурства солдат и милиционеров. Перед тем, как приступить к допросу, Никандров вспомнил о разоруженном солдате и сказал, чтобы ему налили водки и ни на минуту не оставляли без внимания. Майор Никандров, проживший на свете тридцать пять лет, уже умел поставить себя на место другого человека и понимал, что от парня, сестра которого снайперила у чеченцев, можно было ожидать чего угодно.

Наталья Луганская, двадцати четырех лет, по чеченскому паспорту Приставкина Рая, молчала недолго. Нервно вглядываясь в плоскогубцы, оставленные кем-то на железной кровати, застеленной синим солдатским одеялом, поставленная на колени перед сидящим на этой кровати майором, она клялась, что пошла на контракт к дудаевцам от нищеты, обрушившейся на семью. Замужняя с семнадцати лет, она три года ждала мужа с атомного подводного флота. Не гуляла, топя свою тоску и желания в стрелковом спорте. Была чемпионкой маленького, приволжского, отравленного химпроизводством города. Муж вернулся с подводной лодки облученным, больным. Много пил. Развелись. Спуталась с чеченом, который приезжал в городок на личном КамАЗе. Гордый, что под ним оказалась светловолосая подлинная русская богиня, он даже свозил ее на своем КамАЗе в Чечню, но не в родовое селение, где его ждала жена и двое детей, а в Грозный – к русским гостеприимным друзьям-товарищам. Город был ухожен, красив, но по ночам уже стреляли. Любовник-чечен объяснял это природной влюбленностью чеченцев в оружие, горскими ритуалами. И Наталья, заласканная горячим, кавказским парнем, на время лишенная привычных проблем: как выживать, быстро успокаивалась и старалась ни о чем тревожном не думать. Самыми трудными ее мыслями были – жизнь отца, матери и брата, которые с ее замужества жили отдельно, в замызганной трехэтажке заводского поселка. После развода с моряком-подводником, за ней оставалась комната в коммуналке, где она не любила бывать, надолго исчезая из жизни родителей и брата, по которому сильно тосковать тоже никогда не было времени.

Считая, что так живет большая часть страны, Наталья Луганская не чувствовала себя ущербной. Она верила в себя. Знала, что красота дается человеку во имя чего-то. Не просто же так?

Внешне в ее жизни все было сложно: учеба в школе, замужество, отношения с родителями. Внутренне, когда она сильно о себе раздумывалась, у нее складывалось не хуже и не лучше других. Ее яркая девичья красота, роскошные белые косы, зовущая голубизна глаз облегчали ей жизнь, освобождая от строгого к ней отношения. Если бы не ее внешность, не вылезать бы ей из двоек по математике, сидеть по два года в каждом классе, но учителя-мужчины: математики, физики, женатые на кикиморах, всегда были ее защитниками, А когда она стала получать почетные грамоты за стрельбу, то удостоилась в школе, бедной на таланты, статуса неприкасаемой.

Ее везением сначала было умение нравиться, потом умение самозабвенно любить. Спорт дал ей выносливость, развернув ее и без того прекрасную плоть в сторону совершенства. Она никогда не была фригидной. А ее любовник-чечен открыл в ней новый талант – ненасытность, словно затянул на ее шее золотой аркан, оставив конец страшной волосяной веревки в своих умеющих ласкать руках.

Первыми жертвами снайпера Натальи Луганской стали чеченцы-оппозиционеры. В ноябре 1994 года она стреляла по контрактникам Кантемировской и Таманской дивизий, а славу «бабочки-смерть» получила в конце декабря – начале января 1995 года.

После работы в Грозном в ноябре 1994 года, она вернулась в родной город с большими деньгами. Брат служил в армии – на Урале, Наталья была в раздумьях: родить ли ей ребенка от красивого мужика без всяких к нему претензий или купить машину. Карта выпала на покупку «жигулей» новой модели. Могла и иномарку купить, но не захотела привлекать к себе внимание – выпендриваться. Знала от чеченцев, что ФСК в маленьких городках с оборонной промышленностью особенно бдительна.

Дав ей выговориться, майор-оперативник Никандров Иван Сергеевич вытащил из своей командирской сумки несколько листков бумаги и перешел к конкретным вопросам: «Кто вербовал, где проходила специальную подготовку, у какого полевого командира в штате, где прикрытие? Сколько военнослужащих стали ее жертвой? Куда осуществляла переход? Почему сама переносила винтовку? Зачем такая спешка?»

Луганская, отдохнув на личных воспоминаниях, не торопилась с ответами, путалась в датах, географии мест, молчала про адреса, где боевики отсиживались днем, просила показать брата, спрашивала, что с ним теперь будет? Закон оперативного жанра рекомендовал взять Луганскую на испуг, заявив, что твоего брата уже отправили в военную контрразведку, где за связь с врагом ему для начала поломают ребра, и, находясь в безвыходном положении, он будет вынужден рассказать все, что было и чего не было, но Никандров знал, что в ее грешной