Повесь луну. История Салли, которая берет судьбу в свои руки - Джаннетт Уоллс

дерева, и мы снова в бизнесе, покупатели опасливо пригибаются, торопливо пробегая под лесами внутрь и наружу.

– Без крыльца он кажется каким-то голым.

Роули ухмыляется.

– Некоторые вещи лучше выглядят голыми.

– Следи за языком.

Он подмигивает мне.

Роули всегда был самоуверенным, но после того нашего первого раза вместе стал откровенно безрассудным. По правде говоря, я тоже.

После нашего бомбистского налета Роули так и остался жить в каменном крыле в качестве охранника. На вторую ночь его пребывания в доме, готовясь ко сну, я услышала, как тетушка Фэй закрыла свою дверь, и никак не могла избавиться от мысли, что – если бы захотела – я могла бы прокрасться вниз по лестнице, пройти в каменное крыло и подняться в комнату Роули. И именно это я сделала – как и прежде, убедившись вначале, что Роули принял меры предосторожности, чтобы мне не пришлось беспокоиться, что я продолжу семейную традицию, как все эти незамужние женщины, которые в итоге отдавали своих детей. Я говорила себе, что это будет еще только раз, и на этом все, но, конечно, это случилось снова. Потом снова, а потом я стала прокрадываться в каменное крыло каждую ночь, как какой-нибудь воришка.

В течение дня я изо всех сил стараюсь вести себя профессионально, и Роули старается делать то же самое, но иногда ему не удается до конца стереть с лица полуулыбку, когда приподнимается один уголок рта, и в глазах его заметен блеск, ощущение нашей общей тайны… а потом я вижу, что кто-то еще смотрит на нас, и понимаю, что на самом деле это вовсе никакая не тайна, что люди чувствуют, что что-то происходит, даже если не знают, что именно.

Рассел Хант, главный плотник, спрыгивает с лесов и идет к нам, засовывая молоток за пояс.

– Мисс Кинкейд, вы уже решили, каким хотите видеть фасад?

Каким я хочу видеть Универмаг… Это не такой простой вопрос, как может показаться. Я думала, что надо сделать его таким же, каким он был, – отстроить заново в прежнем виде, дать людям ощущение, что ничто не изменилось. Но изменилось многое. И может быть, когда мы что-то теряем, это наш шанс заменить утраченное чем-то лучшим.

– У меня не было времени об этом подумать, – говорю я.

– Мы могли бы сделать его более современным, – предлагает Роули. – Как магазины в Роаноке. Может быть, заказать такую вращающуюся дверь? Мы можем себе это позволить.

Этого ли я хочу? Этого ли хотят люди в округе Клэйборн?

– Поставьте на него свою метку, – продолжает Роули. – Теперь это ваш магазин.

Он мой – но не мой. Универмаг должны любить люди, которые ходят сюда за покупками. Они должны доверять этому магазину. Я хочу, чтобы он казался современным, но не настолько, чтобы они чувствовали себя отсталыми. Я купила альбом с видами Роанока и хочу хорошенько рассмотреть фотографии магазинов, разобраться, будут ли люди округа Клэйборн чувствовать себя желанными гостями, входя внутрь одного из таких помпезных зданий.

– Я дам вам знать завтра, – говорю я Расселу.

Вернувшись в Большой Дом, листаю в библиотеке альбом – эти магазины выглядят настолько шикарно! – и вдруг ощущаю ладони Роули на своей талии. Потом он пристраивает подбородок в ямку, где шея переходит в плечо, и я чувствую его жар – жар, от которого мои коленки и мой здравый смысл превращаются в желе. Но не здесь. Не сейчас. В окно может заглянуть Нелл. По коридору может приползти Грейс, а за ней по пятам придет тетушка Фэй. Я пытаюсь расцепить ладони Роули, но он не отпускает.

– Ты поставишь свою метку, и я хочу сделать то же самое, – тихо говорит он. – Давай поженимся.

У меня в груди все сжимается. Предложение о браке вроде бы должно быть романтичным, получившая его женщина должна чувствовать себя шалой от любви, но Роули до сих пор держит меня в объятиях, а я не могу дышать. Я в ловушке. Я отталкиваю его – сильно. Он выпускает меня, но встает между мной и дверью, той самой дверью, которую перекрывал собой Герцог, когда была убита мама. Я не могу сбежать! Озираюсь по сторонам и вижу на каминной полке саблю Полковника. Вид этой сабли – сабли, из-за которой была убита мама, – в то время как я стою в помещении, где она погибла, и слушаю мужчину, требующего, чтобы я вышла за него замуж, – все это спускает с цепи что-то темное внутри меня.

Я тянусь за саблей – никогда прежде я ее не касалась, всегда сторонилась – и выхватываю ее из ножен. Она прекрасно лежит в руке, легкая и сбалансированная, словно продолжение моего предплечья. Никто не загонит меня в ловушку!

– Когда-нибудь видел такое? – спрашиваю я.

– Я знаю, что это.

– Рссказывают, что мама замахнулась ею на Герцога. Вот так, – я взмахиваю саблей и, не задумываясь, рассекаю ею воздух над головой Роули. Он приседает и отступает на шаг назад.

– Салли, ты что, последних мозгов лишилась?!

– Может, и так, – не могу удержаться. Снова взмахиваю саблей. – Может, она и вправду пыталась его убить. Вот так! – Вновь взмах клинком. – Может, он этого заслуживал!

– Отдай мне эту треклятую штуку!

Роули протягивает руки, и точно так же, как непонятное что-то завладело мной, оно меня отпускает, и я – снова я, и Роули – снова Роули, мужчина, который попросил меня выйти за него замуж, а не мужчина, задумавший поймать меня в ловушку, – но от всего этого я делаюсь слабой, как мокрая тряпка. Я отдаю ему саблю.

– Извини. Не знаю, что на меня нашло.

– Салли, ты слышала, как я только что просил тебя выйти за меня?

– Конечно, слышала.

– И?..

– Сейчас слишком много дел.

– Тем более!

– Мне нравится все как есть.

– А мне нет! – Роули загоняет саблю в ножны и ставит обратно на каминную полку. – Люди уже догадались, Сэл. Я вижу это по их глазам. Мне тошно скрываться, как будто я делаю что-то плохое. Мы можем закатить самую шикарную свадьбу, какую только видел округ Клэйборн. А можем просто сбежать в Роанок.

– Мне надо об этом подумать.

– Да о чем тут думать?!

О многом. Тут много о чем надо подумать. Много о чем поговорить. Например, дети. Он – один из тех мужчин, которым обязательно надо сына? А что, если я не подарю ему сына? А что, если появится какая-нибудь молоденькая красотка и пообещает это сделать? Тогда что? Мы все знаем о том, как быть нежными, и жаркими, и липкими,