Елизавета Федоровна - Дмитрий Борисович Гришин

успокоить и утешить пациентку, – и продолжались по два с половиной часа дважды в день. После них платье Великой княгини нужно было проветривать, чтобы избавиться от ужасного гангренозного запаха, но она упорно продолжала лечение до тех пор, пока, к изумлению докторов, отказавшихся от больной, та не поправилась».

Часто после литургии Елизавета Федоровна отправлялась по делам в город, а иногда выходила к ранней обедне в церковь Иоанна Воина на Якиманке. Каждая ее отлучка из обители вызывала тревогу полиции, отвечавшей за безопасность Августейшей персоны. Конечно, у нее была личная охрана, организованная еще в апреле 1905 года, – за каретой Великой княгини постоянно следовали агенты, а для пущей безопасности маршруты проезда все время менялись. Новая проблема спецслужб состояла в том, что, переселившись в обитель, Елизавета Федоровна категорически отказывалась от какой бы то ни было опеки и тем самым подвергала себя реальному риску. Министерство внутренних дел потребовало срочно решить этот вопрос, и в декабре 1909 года московский градоначальник доложил руководству о принятых мерах. Они заключались в секретном наблюдении за Елизаветой Федоровной и всеми ее передвижениями, для чего старшим швейцаром в обитель был поставлен сотрудник Охранного отделения. В случае выезда Ее Высочества он связывался по телефону с дежурившими в соседнем доме агентами (двое мужчин и две женщины), которым полагалось незаметно следить за Великой княгиней и ограждать ее, как говорилось в докладе, «от возможных на улице приставаний прохожих и нищих». Еще два охранника дополнительно выставлялись в церкви, если там молилась Елизавета Федоровна, а при ее поездках по железной дороге в вагоне должен был находиться переодетый в штатское жандармский офицер.

Столь серьезные шаги диктовали как статус подопечной, так и горький опыт недавней смуты. Пока, слава Богу, вдова убитого террористами Великого князя не сталкивалась с какими-либо эксцессами, кроме двух почти курьезных происшествий в поездах. Однажды ее совсем неузнанную едва не высадил контролер из-за какой-то путаницы с местами, в другой раз к ней в купе подсел некий вице-губернатор, захотевший поухаживать за незнакомкой. Но был и совсем иной, затем старательно замалчиваемый эпизод. Мало кто знает, что 8 августа 1907 года поезд, в котором следовала Елизавета Федоровна, подвергся покушению. Обошлось без серьезных последствий, да и сама акция носила в основном устрашающий характер, поскольку в качестве бомбы использовалась железнодорожная сигнальная петарда. И что же? Более двух лет полиция словно не замечала всей серьезности положения и лишь к 1910 году создала относительно стройную систему безопасности Ее Высочества. С этого времени она постоянно находилась под скрытым наблюдением сотрудников Охранного отделения, не спускавших глаз с ее кареты на улицах Москвы, фиксировавших все места и время пребывания Великой княгини и наблюдавших за всеми людьми, что оказывались рядом с ней.

В один из дней, в июле 1912 года, филеры привычно отметили выезд Елизаветы Федоровны из обители в половине второго дня. Вместе с ней в экипаже находилась приехавшая ее навестить сестра, принцесса Виктория Баттенберг, так что внимание усиливалось. И тут агенты растерянно переглянулись – карета остановилась посреди улицы! «Возле дома бывшей Осипова остановилась, – доложат они руководству, – где на тротуаре лежал отравившийся неизвестный, на вид рабочий, лет 25–27, мужчина. Около последнего собралась публика и городовой. Ее Высочество осмотрела неизвестного и тут же вернулась в собственную аптеку, на собственных лошадях отправила двух аптечных докторов привезти в обитель больного, а сама осталась ждать у аптеки. Через 10 минут был привезен больной, которому в присутствии Ее Высочества была подана первая медицинская помощь, а затем больного на извозчике при дворнике отправили в городскую больницу. В 2 ч[аса] 30 м[инут] дня Ее Высочество вместе с сестрой выехала в Отделение чахоточных обители на Донскую улицу». Что ни слово – то картина! И как, наверное, умилялась на свою Эллу Виктория, будто вернувшаяся в детство и вновь увидевшая то, чему учила их мать. Как взволнованно обсуждали происшествие прохожие, получившие наглядный урок, но, скорее всего, оставившие в памяти только «сенсацию» о встрече с сестрой императрицы, хлопотавшей над каким-то «забулдыгой». И как равнодушно прочитали потом рапорт полицейские чиновники, приложившие его к другим документам по наблюдению, в которых главной считалась фраза: «Происшествий не было, все благополучно».

Ничего особенного не видела в том эпизоде и сама Елизавета Федоровна. Только с другой точки зрения. Само собой разумеющимся и естественным считала она помощь любому человеку, попавшему в беду, милосердие без всяких оглядок на место, время и обстоятельства.

* * *

22 мая 1908 года в Марфо-Мариинской обители проходило большое торжество. Закладывался ее главный храм, посвященный празднику Покрова Пресвятой Богородицы и призванный стать центром всей жизни сестер. Был день Вознесения Господня, но Великая княгиня, возможно, выбрала его и с учетом годовщины первого паломничества в Святую землю Сергея Александровича, а следовательно, и даты смерти императрицы Марии Александровны. Заодно заметим, что сама Елизавета Федоровна, посетив Иерусалим, присутствовала на освящении храма, возведенного в память о матери мужа, именно в праздник Покрова, и то событие во многом определило ее дальнейший путь.

В сослужении Константина Зверева и Митрофана Серебрянского обряд совершил епископ Дмитровский Трифон (Туркестанов). Присутствовали почетные гости, среди которых выделялись сестра Елизаветы Федоровны принцесса Виктория, ее дочери Алиса и Луиза, а также супруг Алисы греческий принц Андрей. Звучали молитвы, окроплялся закладной камень, и пока православный сын короля Греции внимательно следил за богослужением, его жена-протестантка не сводила глаз со своей прекрасной тети. Весь образ Елизаветы Федоровны, все ее свершения и замыслы произвели на двадцатитрехлетнюю Алису Баттенберг неизгладимое впечатление, никогда затем не ослабевавшее.

Еще и раньше ей были близки дела благотворительности, и посещение Марфо-Мариинской обители усилит работу принцессы на этом поприще, а жизнь и судьба Великой княгини Елизаветы вдохновят ее на принятие православной веры. В двадцатые годы она начнет жертвовать большие средства на церковь и тогда же до нее, слабослышащей от рождения, начнут доноситься какие-то непонятные голоса из другого мира. Сочтя это шизофренией, родственники Алисы на два года упрячут ее в больницу для душевнобольных, а муж поспешит развестись. Свалится на принцессу и другое горе: ее третья дочь Сесилия, вышедшая замуж за племянника Елизаветы Федоровны Георга Донатуса Гессенского, погибнет вмести с ним в авиационной катастрофе. Но испытания не сломят. Алиса займется богословием, а в годы Второй мировой войны будет работать медсестрой в Красном Кресте, организовывать столовые для солдат и приюты для бездомных детей. Идти по стопам русской тетушки принцесса продолжит и в Англии, куда переедет в связи со свадьбой своего сына Филиппа и королевы Елизаветы II. Там она попытается организовать задуманную еще в Греции женскую православную общину-орден для подготовки нянь и сиделок, заранее сшив для себя серый наряд, напоминающий одеяние сестер Марфо-Мариинской обители.